– Что? – не поняла Умма.
– Эх ты, обученный маг! Реликвия – древний магический предмет, заряженный энергией и для чего-то назначенный.
– Например?
– Да что угодно. Лечение легочных хворей, удары молнийки, освещение комнаты, поиск существа… Любое заклинание можно так запечатать, только теперь уже никто не помнит, как это делалось и как перезаряжают реликвии. Так что теперь их почти не осталось – они либо сразу скидывают воздействие, либо работают до тех пор, пока их питают. А потом все, остается бесполезная вещица.
– И что, какой-то маг просто нес в сумерках под мышкой такую редкую штуку мимо рынка?
– Не обязательно маг. Использовать реликвию может кто угодно.
Умма откинулась на своем стуле, тоже поглядела в потолок и замотала головой:
– Едва ли. Есть еще идеи?
– Это мог быть некромант, – неохотно ответила Бивилка. – Некромант в пике силы. Но честно тебе скажу: я бы предпочла мертвягу.
– А оборотня? – ухмыльнулась ничуть не впечатленная Умма.
Бивилка серьезно обдумала вопрос и решила:
– Нет, в таком случае лучше некромант.
Умма пожала плечами.
– Ну, некромант. И что такого? Может, просто мимо шел. Может, даже реликвию под мышкой нес.
– Может, он даже оборотнем был! И перерожденным! Мертвяга-оборотень-некромант осенним вечером несет реликвию по столичному рынку! Картина угольком на бересте!
– И вот шел он себе в таверну, вина попить с жареным мясом. Что такого? Это ж не разбойник какой-нибудь. Или некромантия стала порицаемой наукой?
– Не стала, – Бивилка потерла правый бок. – Но я не доверяю этим типам. Так какие у нас планы на вторую половину дня?
– Сходим на рынок, купим еды и будем ничего не делать, – решила Умма.
– И лошадку мою проведаем. Кто их знает, эти городские конюшни. Беспокоюсь я за свою Пасочку.
– Лошадка? – переспросила Умма. – Пасочка?
– А ты думаешь, я на помеле по Ортаю порхаю?
– А разве нет? Ну хорошо, не смотри так на меня! Проведаем твою Пасочку. Но вначале нужно денег заработать.
– Ну, хотя бы за жилье тебе платить не надо, – проворчала Бивилка. – Это хорошо. Это ты удачно устроилась.
– Ну, в общем… – протянула Умма и покосилась на дверь.
– Что? – насторожилась Бивилка и тоже посмотрела.
Дверь, словно уверившись, что все внимание сосредоточено на ней, отворилась с противным скрипом.
Вначале в комнате появился резной деревянный поднос, который крепко держали две морщинистые руки с кривыми пальцами. На подносе лежала горка пирожков, стоял кувшин и три глиняные кружки.
Следом в комнату вплыл длинный мясистый нос на загорелом шустроглазом лице и копна седых волос, кое-как сколотая на затылке щербатым деревянным гребнем. Затем с шарканьем появились бесформенные башмаки под заношенной шерстяной юбкой. Последней в кабинет просочилась согбенная спина, прикрытая вязаным платком, и тоненькое:
– Доброго утречка, девоньки! Принесла пирожков вам да морсика клюквенного! Ох и смачненькие пирожочки севодни, с вишенкой-темнокорочкой да творожком свеженьким!
– Роскошно! – воскликнула Бивилка и спрыгнула с подоконника.
На завтрак им с Умой досталось по половинке вчерашней лепешки, и организм настойчиво требовал чего-нибудь посущественней.
Старуха расцвела узкогубой улыбкой, вперевалку подошла к столу и аккуратно пристроила на нем поднос. Прихватила по пирожку в каждую руку и уселась на лавочку под стеной.
Умма разливала в кружки морс и улыбалась – натянуто, напряженно. И в глазах у нее плескалась такая тоска, что Бивилке даже неловко отчего-то стало.
А пирожки и правда были замечательные. Пухленькие, румяненькие, сладкие. В самый раз под кисловатый морс.
Старуха пристроила два своих пирожка на подвернувшейся книжице, сложила руки на животе и стала глядеть на Умму. С доброй такой улыбочкой, чуть наклонив голову к плечу. Словно родная бабуля, что не нарадуется на хороший аппетит внученьки.
Магичка вздохнула тихонько и спросила:
– Как ваше здоровье сегодня, Яниса?
Улыбка расцвела еще шире, старуха меленько покивала:
– Не жалюсь, девонька, не жалюсь. Пальцы ломает да спину тянет.
Магичка взяла с подноса третий пирожок.
– Припарку-то делали?
– Делала, а как же ж! Ежели пальцы с вечеру ломит, так токмо припаркой твоей спасаюсь, девонька.
– Зачем же с пирогами затевались? – укорила ее Бивилка. – Пальцевые корчи – они такие, их нельзя тревожить. Заболели руки – значит, нужен покой, ничего делать не надо, пока боль не уйдет.
Старуха обернулась к Бивилкиному окошку половиной тела сразу.
– В мои-то года? Девонька, ежели буду дожидати, пока всяка болючесть пройдет, так вовек с печи не слезу. В мои года, лапонька, ежели у человека не болит ничегошеньки, так значится, помер он.
Бивилка кивнула и слезла с подоконника – тоже за третьим пирожком.
– Но я не жалюсь! – повысила голос старуха. – Не то что некоторые такие, какие людям продохнуть не давают, чтоб не постонати, как же ж им болисно! Вон, Марича, что через дом живет, как выйдет на двор, да сядет на пенек у забору, так цельный день только и слышать, как тяжко-важко ей, какие хвори ее поедают да какая судьбина злюща. А я не плачу! Жива – так уже хорошо!
– Хорошо, – согласилась Умма и решила осилить четвертый пирожок.
Старуха пожевала губами, переплела плохо гнущиеся пальцы и продолжала:
– Суседска дочка, говорят, нагулявши.
– Пф, – скривилась магичка.
– Так-то оно так, – покивала старуха. – Даже батько ейный не шибко сдивился, а уж кто очечки на ейное потаскунство закрывал, так энто он! Ну как не сдивился – вербовой лозиной-то отходил, но без окаянства, лише для порядку. И мыслют теперь вот, чего делать с энтой дурой молодой.
– Замуж выдавать, – предложила со своего подоконника Бивилка. – Что еще с такими делают?
– Да там не поймешь, за кого выдавать, – пояснила Умма. – Та девка только на детях и дряхлых старцах не висела.
– Отож, – подтвердила старуха. – Спохватилися. Уехати собралися теперь. Девку-то, молвят, пристроить надобно будет, а в нашенском окресте ее всякий мужик знает, да с того виду, с какого честна девка токмо мужу покажется.
– И куда уезжают? – равнодушно спросила Умма.
– А на той край переберутся, на другую сторону речки.
– Недалеко, – оценила магичка.
– Город-то немаленький, – поджала губы старуха. – Почитай десять тысячев народу тут живет, да еще приезжих полстолько же. Это в обнакновенные дни, а в святковые и вовсе не протолпишься.
