– Хорошо, – сказал Барини. – Я доволен вами, фьер Чама. На сегодня занятия окончены, ступайте.
Учитель, поклонившись, вышел, а княжич стал наносить выпады, поражая воздух. Уже отдохнул и так же быстро устанет. У мальчишек теоретически вся жизнь впереди, а их хватает только на короткие дистанции.
– Ну хватит, хватит, – проворчал Барини, и Атти немедленно перешел в наступление против него. – Хватит, я сказал!
– Защищайся! – кричал Атти. Наедине с отцом ему разрешалось забывать об условностях. – Бери палаш, парируй! Нападай! А я вот так!.. Что, досталось?.. Это только задаток, сейчас получишь сполна…
Легко уйдя от удара, грузный князь перехватил железной рукой запястье наследника. Атти ойкнул и выронил палаш.
– Не перебивай, когда с тобой разговаривают, – сказал Барини. – Слушай меня. Вот что, сынок… я очень виноват перед тобой.
Он помолчал, подбирая слова. Живя во дворце, Атти мало что знал и понимал. Несомненно, он мог видеть бледные лица и убегающие взгляды челяди, но сделал ли из этого хоть какие-нибудь выводы?
– Ты должен покинуть город, – напрямик сказал князь.
Глаза Атти стали очень большими.
– Все так плохо? – тихо спросил он.
– Хуже некуда. Гухар переиграл меня. Сумгава предал. Еще кое-кто тоже предал. Я буду защищать город до последней возможности, но, сынок… на этот раз я не уверен в успехе. Марбакау может пасть. Конечно, наше дело не пропало, и мы продолжим борьбу даже и в этом случае, но для этого нам надо как минимум остаться в живых. Тебе – в первую очередь, потому что ты мой наследник. Если со мной что-то случится, дело Унгана станет твоим делом… Молчи и слушай! Сегодня после полуночи ты покинешь город через тайный ход. Он выводит в речные плавни, там спрятана лодка. Тебя будет сопровождать мой оруженосец фьер Дарут, можешь ему довериться. К рассвету река унесет вас далеко от города. Днем вы будете прятаться, а плыть ночами. Когда Халь впадет в Амай, вы повернете против течения. Тебе придется научиться грести. Как только вдали покажутся горы, вы затопите лодку, купите первых попавшихся лошадей и двинетесь к югу. За Лейсом начинаются Спорные земли. Вы укроетесь там и проживете столько, сколько нужно, кормясь охотой. Всегда будьте настороже. Там мало кто живет, но запомни накрепко: любой человек – ваш враг. Если вас заметят, сразу меняйте место и хорошенько прячьтесь. Слушайся фьера Дарута; его слово – мое слово. Не вздумайте геройствовать – сейчас надо просто уцелеть. Дождитесь. Я сам дам о себе знать.
– Я не хочу, – сказал Атти.
– И я тоже, – ответил Барини. – А придется. Таков уж этот мир, что не все в нем зависит от нашего желания. Ты не хоти, я разрешаю. Но сделай.
– Я не хочу, чтобы тебя убили! – крикнул Атти. В глазах княжича блеснули слезы.
– Можно подумать, я хочу, – улыбнулся Барини. – Не бойся, убить меня не так-то легко. Выше голову! Если город падет, я сам уйду тем же путем, да так уйду, что Гухар надолго запомнит Барини Унганского! Уйду – и начну все заново. И ты будешь со мной, и мы еще покажем, на что способны…
– Но я… – начал было княжич.
– Ты уйдешь ночью, – отрезал Барини. – Это приказ. Ты понял?
Атти вздохнул.
– Да, отец.
* * *
Дни стояли погожие, но по ночам уже начинало подмерзать. Караульные на стенах жгли костры в железных клетках для каления ядер. Барини кутался в плащ, проверяя караулы. Он был убежден, что если неприятель войдет в город, то сделает это ночью.
Князя сопровождал караульный офицер. Дарут был занят экипировкой для предстоящего через два часа бегства с наследником. Верный оруженосец очень не хотел оставлять князя в такое время и подчинился скрепя сердце. Тоже еще молокосос. Не понимает, что его смерть не улучшит настроения князя. А вот если Дарут уцелеет и сбережет наследника – сделает великое дело.
В лагере осаждающих тоже горели костры, но сегодня было тихо. На стенах привычно скучала стража. Вялотекущая война заставит облениться кого угодно, в особенности ополченцев. Барини удивился лишь тому, что караульные нынче не спали и даже не грелись вином.
– Что это они сегодня такие… образцовые? – вполголоса спросил он караульного офицера. Тот, казалось, растерялся на мгновение, но сейчас же напыжился и заявил, что его ополченцы делают успехи, даром что еще недавно были простыми обывателями. Пусть муштра в милиции и не такая, как в регулярной армии, но все же она пошла этим булочникам на пользу.
Не поверив, князь ощутил беспокойство – легкое, неясное. И уж конечно, привычное. За последние дни накопилось столько поводов для тревоги, что одним больше, одним меньше – без разницы. Несут службу исправно, не клюют носами на посту, не валяются пьяные, не покинули посты, отправившись кормить клопов в теплых домашних постелях, спрашивают пароль – вот и ладно. Может, сообразили наконец, что власть сладкоречивого Гухара не сулит им пивных рек с берегами из копченых окороков. А коли сообразили, так вспомнили и о присяге.
Барини ограничился проверкой постов лишь на одном участке обороны. Спать не хотелось, но сегодня ночью были дела поважнее проверки бдительности стражи. Атти и Дарут. Сделать так, чтобы бегство княжича прошло без сучка без задоринки. Немногих слуг, посвященных в план, – изолировать на время. Никто не должен ничего заметить. Будет объявлено, что наследник болен вялой горячкой, из-за чего вход в его покои запрещен. Пусть в городе восславят предусмотрительность князя, оберегающего горожан от распространения неопасной, но неприятной и прилипчивой болезни.
И тем больше веры будет пущенному слуху, будто бы Атти давно уже покинул город на корабле Буссора. Тот небось уже возле амайских теснин… И прекрасно!
На башенке городской ратуши дзенькнул колокол, отбивая полночь. Еще один час, решил Барини. Ночи уже длинные, и до рассвета лодка с беглецами уплывет далеко от Марбакау, надо только, чтобы часовые в марайском лагере не заметили ее в отражении костров на воде, не услышали плеск весел… Ну да не идиот же Дарут, справится!
Пройдя в кабинет, князь достал из потайного ящичка три кожаных мешочка – с платиновой монетой, привычной обитателям восточного пограничья Империи, с серебром и с медью. Платина – на крайний случай, а давать беглецам золото Барини не собирался. Несущий золото несет собственную смерть – так гласит распространенная на периферии Империи поговорка.
Князь прослушался. Померещилось?.. Или в самом деле из примыкающей к кабинету опочивальни раздался легкий шорох?
С подсвечником в одной руке и с кинжалом в другой, стараясь не дышать, он на цыпочках приблизился к изукрашенному безвкусной резьбой дверному проему.
Пусто. Но откуда же звук? Вот он повторился…
Кто-то пытался приподнять снизу плиту, прикрывающую подземный ход – тот самый, которым еще не так давно воспользовалась Лави. Осторожно поставив подсвечник на пол, Барини проверил, не высыпался ли порох с полки нового гениального творения Гаха – длинноствольного пистолета с колесцовым замком. Подсыпал немного из пороховницы. Обнажив палаш, снял с себя перевязь, чтобы ножны не путались в ногах. Ну?..
