Однажды он наткнулся на селение – десятка полтора убогих хижин в узкой долине. Его учуяли собаки пастухов, и он решил не прятаться. Отчасти на это решение повлияли дразнящие запахи очага и варящейся где-то похлебки. Черт знает до какой неосторожности может довести человека усиленное слюноотделение!
Сбежалась вся деревня; мужики – с топорами и дрекольем, бабы – так. Затараторили. Барини понимал через два слова на третье. Здешний народец разговаривал на странном диалекте, состоящем из давно вышедших из употребления унганских, юдонских и еще неведомо каких слов. Указав на палаш и арбалет, Барини отрицательно помотал головой – и дреколье было опущено. Сказав, что хочет есть, он показал монетку – и был встречен как гость.
Хлебая из грубой миски горячее варево – ничего вкуснее в жизни не едал, – он пытался понять: что за люди? Мелькнула даже мысль, что его занесло ненароком в юдонские владения. Ни о каких унганских деревнях, прилепившихся к Холодному хребту, никто в Марбакау и слыхом не слыхивал. Налогов из этих краев не поступало, потому что не могут же платить налоги люди, которых нет! Однако они были – жили здесь, наверное, тысячу лет, никому ничего не платя, ни от кого не завися, борясь с зимними стужами, голодая, вырождаясь мало-помалу, но все-таки и в скудости жили достойно. Пасли стада, охотились, били рыбу в быстрых речках, хоронили детей и стариков в голодные годы, ковырялись на огородах, редко-редко наведывались в ближайшее – всего пять дней пути для хорошего ходока – сельцо, чтобы выменять десяток звериных шкур на один старый топор, и жили, в общем куда счастливее крепостных крестьян. О войне они и слыхом не слыхивали, более того – полагали, что Унганом до сих пор правит маркграф. Наивные, свободные, добрые люди…
Одна из девушек напомнила Лави – такая же стройная, с тонкими, совсем не крестьянскими чертами лица и пышной вороной гривой. Где-то несостоявшаяся графиня? Кому служит, с кем спит, за кем почуяла силу? За Гухаром?
У Барини устал язык рассказывать, что делается в Большом мире. Нехватку слов возмещала жестикуляция. Слушатели качали головами и, кажется, не очень-то верили. Ну и черт с ними. Главное – не пытались ни убить, ни ограбить. Получив в уплату за пищу и ночлег монетку и рассказ, тем и удовлетворились. Добрые люди.
Жаль, у них не водилось хлеба. Наверное, в этой долине он не вызревал.
Наутро путник пошел дальше – и вовремя. Не он один наткнулся на затерянную в горах деревушку. Отряд аркебузиров человек в десять нечаянно сделал то же самое. Барини видел издали, как капрал таскает старосту за бороду и как тот указывает рукой, куда направился беглец. А что старосте! Разве он обещал молчать о визите странного человека, да еще когда на кону стоит жизнь его самого и жизни домочадцев? Очень надо!
Барини не стал ждать – двинулся вверх по склону ущелья, удлинив шаг и решив сократить привалы до минимума. Будет погоня, тут и к гадалке не ходи. К сожалению, единственный разумный путь к Холодному хребту был отчетливо виден не только беглецу, но и преследователям.
Что сложного в том, чтобы затеряться в лесистых горах, если у преследователей нет собак? Обдумав эту мысль, Барини отверг ее. Нет времени. Пока держится хорошая погода, надо во что бы то ни стало перевалить через Холодный хребет, а перед этим еще найти перевал… Только вперед! Как жаль, что ночью в горах далеко не уйдешь – либо заблудишься, либо свернешь себе шею. Но при полной луне можно попытаться идти и ночами…
Луны не было. Барини шел до полной темноты, сделав за день более двух обычных дневных переходов. От усталости подкашивались ноги, тупой болью ныл бок, зато голод мучил не сильно – кто чересчур вымотан, тому кусок в горло не полезет. Тем лучше, потому что у того, кто спасается бегством, не будет и куска – охотиться некогда.
Заставив себя нагрести ощупью кучу прелой хвои, он уснул на ней, закутавшись в плащ, а при первых намеках на рассвет поспешил дальше. Правильно сделал. Выстрел из аркебузы был произведен издалека и впопыхах, пуля расплющилась о валун в трех шагах от Барини, но доказала: погоня идет всерьез, загонщики неутомимы. Они тоже использовали светлое время по максимуму.
Какая пошлая вещь – действительность! Она обожает тыкать в глаза доказательствами того, что ясно и ребенку!
Барини перешел на бег. С десятком аркебузиров ему не тягаться. Но быстро ли и долго ли может бежать человек, чья комплекция соответствует скорее штангисту, чем кроссовику? Его настигнут, когда он настолько выбьется из сил, что не сможет натянуть тетиву арбалета…
Затеять перестрелку? Но стрел, как нарочно, только десять. Точно по числу преследователей.
Долина превратилась в ущелье. Штурмовать крутой склон было бы безумием – легкие на ногу преследователи легко догонят грузного беглеца. Оставалось пробираться по дну ущелья – сырому и неприветливому, но проходимому. А что еще надо?
Еще дважды позади слышались выстрелы, сделанные скорее ради того, чтобы заставить жертву понервничать. Для них он уже был жертвой. Не рано ли?
Все выше и выше. Хвойный лес уступал место карликовой поросли, мягкая почва – хаосу обомшелых глыб. Где-то под камнями журчала вода. Один раз Барини упал, поскользнувшись, и свету невзвидел от боли. Солнечным сплетением прямо о гранитный зуб… Несколько секунд он лежал, разевая рот, точно рыба на берегу, ловил и не мог поймать ускользающий воздух. А погоня приближалась.
Встать на ноги – пытка. Вдохнуть – пытка. Остаться на месте – верная смерть. Недели через три новый властитель Унгана получит сильно тронутую разложением голову бывшего князя и возликует оттого, что одной проблемой стало меньше.
Барини уже не бежал – шел. Ковылял, зная: еще одно такое падение – и не хватит сил встать. Мешал притороченный к спине арбалет, а еще больше палаш, бивший при каждом шаге по бедру и норовивший запутаться в ногах. Выбросить? Это лишь отсрочит финал, и то ненадолго. Повернуться и принять бой? Это самоубийство. И нет, как назло, подходящих мест для засады…
За поворотом ущелье кончилось. Разом. Барини застонал бы, если бы мог. Естественный каменный амфитеатр преградил путь, и каждая ступень была по грудь высотой, а шириной от силы в две пяди. Со ступени на ступень прыгал ручей, сеял водяную пыль, и висела в ней куцая радуга. Финал?
Драматическая развязка, как в театре. Не хватает только аплодирующих зрителей!
К черту! Он князь, а не лицедей. Барини карабкался, рыча от злости и боли, забрасывая свое тело со ступени на ступень. Выше, выше… Успеть!.. Он знал, что не успеет. В какой-то момент рядом с головой взвизгнул камень, больно ударив в лицо отбитой крошкой. Барини оглянулся лишь на миг. Аркебузиры стреляли в него шагов со ста – и мазали. Сумасшедшая беготня не прошла даром и для них. Задыхающийся стрелок – плохой стрелок. Мелькнула мысль: сгоряча они могут не сообразить подобраться поближе, а через полминуты будет поздно… если только он не сорвется…
Обожгло плечо. Барини не сорвался. Серьезной боли он не чувствовал, и рука двигалась – значит, царапина. Выше, выше!.. Скорее!.. Перевалившись через край, он отполз немного, чтобы не подставлять себя под выстрелы, и кое-как отдышался. Теперь он знал, как надо действовать.
