Спустя пять секунд монитор в машине высветил ответ.
— Я так и думал, — бросил первый. — Сообщи. И запишись на прием к проктологу. Очень скоро нас будут иметь все, кому не лень.
— Думаешь, мы проморгали заранее спланированное похищение человека? — растерянно вопросил второй.
— Думаю, нас здорово надули, — отрезал первый. — А еще думаю, что не нашего ума это дело. Наше дело — доложить и готовить задницы. Нюхом чую, тут игры не на уровне полиции…
— Серьезно? — изумился второй.
— Более чем.
— Тогда почему задницы должны готовить мы?
— Потому что мы крайние. Ты еще молодой, учись. Должно же начальство кого-то трахать, нет?
— Ну…
— Без «ну». Считай, что пришла наша очередь, вот и все.
…Малый фургончик из тех, что ежеутренне развозят товар по крохотным магазинчикам, пробирался меж тем по улочкам в сторону, противоположную аэропорту. Выбравшись в пригород, фургончик увеличил скорость.
В тесном жестяном параллелепипеде кузова находилось восемь человек. Трое из них, по-видимому, совсем не страдали ни от тесноты, ни от тряски. Им не мешала неудобная поза — носом в пол, руки в наручниках за спиной. Их ничуть не заботило то, что их бесцеремонно используют как сиденья. Трудно пожаловаться на некомфортные условия тому, кто лишен восприятия действительности.
Четвертый человек также лежал без движения — с той разницей, что на нем не сидели, и лежал он на складной больничной каталке.
Еще четверо склонились над ним. Трогали больному пульс, дули в лицо, поднимали веки. Больной никак не реагировал на эти манипуляции.
— Жив, но без сознания, — констатировал на правильном оксфордском английском смуглокожий человек с блестящими глазами-маслинами и резким римским профилем.
— Обкололи, — сказал рослый светлоглазый шатен с обветренным лицом и добавил по-русски: — Сволотшш!
— Таки не могло быть иначе, — тоже по-русски отозвался третий — маленький, пожилой, излыса-седенький.
Четвертый, с внешностью японца, не проронил ни слова и лишь кивнул, соглашаясь.
— Снимем капельницу? — спросил Шеклтон.
— Я вас умоляю, зачем? Вы доктор? Вы можете сказать, липовая она или нужна? Он себе умрет, а с меня голову снимут? Мне это надо?
— Экскьюз ми… Уот из липовая?
— Фальшивая.
— Коган-сан прав, — заявил Кацуки. — Сначала надо приехать. Медик потом.
— Его в хорошую клинику везти надо, — высказался Шеклтон. — Напрасно мы не подняли шум. Нашу акцию надо было снимать на хорошую камеру и показывать по всем каналам новостей. Скандал на весь свет!
— Вы забыли, что мы теперь нелегалы, — проговорил Чаттопадхъяйя.
— Тем более нужен скандал и общественное мнение. Делегат Свободной Антарктиды был захвачен спецслужбами США, нелегально действующими на территории Швейцарии! У нас и так были хорошие шансы. А после скандала никакой суд не вынес бы решение о нашей экстрадиции…
— Вот еще шуточки! — завопил Моисей Соломонович. — Может, нам была выгода сообщить в полицию о пропаже коллеги и дожидаться себе, пока его найдут? Уй, от вас у меня мигрень сделается!
— Нет, не дожидаться, но…
— Нет, это вы меня послушайте! Никогда бы они его не нашли — это раз. И что, вы таки пригласили бы съемочную группу с телеканала снимать, как мы освобождаем пленника? Я себе представляю!..
— Потише, — предостерег индус.
— А кто кричит? — Коган все же сбавил тон. — Вы хотите засветить боевиков Шимашевича, чтобы их искала полиция? Это вам два. Те, на ком мы сидим, я думаю, тоже не совсем себе идиоты. Таки просто удача, что никто из них не успел выстрелить в пациента. Это три. И нам совершенно не на пользу, чтобы весь мир знал, что Свободная Антарктида платит деньги немытым антиглобалистам! Вот вам четыре, и вообще прекратите мне все переигрывать! Игра сделана.
Если какая-то часть произнесенных по-русски аргументов Моисея Соломоновича и не была понята Шеклтоном, то суть он все же уловил. Поэтому решил сменить тему:
— А с этими мы что будем делать? Отпустим?
— Простите? — не понял Кацуки.
— Не топить же их в озере. Сдадим полиции?
Лишившийся дара речи Коган зашипел на вдохе и замахал на Шеклтона короткими лапками. Японец сдержанно улыбнулся: законопослушание этих западных варваров поистине анекдотично. Индус также покривил губы в улыбке, от которой у кого угодно мороз побежал бы по коже:
— Осквернять воды озера мы не будем. А этих — этих сначала надо допросить. Да так, чтобы они позавидовали э… нашему коллеге. Если люди Шимашевича не справятся, я им помогу.
— Шо, лично? — испугался Коган.
— Разумеется, нет! В этой стране живет немало моих соотечественников. Есть среди них и те, кто поклоняется Кали. А среди них найдутся знатоки старинных обрядов…
— Это душители шелковым платком? — недоверчиво покривился Шеклтон. — Как их звали: туги, таги?..
— Правильно — тхаги.
— Ну пусть тхаги. А разве англичане не перевешали их всех еще сто лет назад? Я читал, что…
— У англичан не хватило бы веревок, чтобы повесить всех, — надменно произнес Чаттопадхъяйя. — Можно казнить людей, но не веру. Ни одна нация еще не научилась это делать.
— Шелковый платок — это, извините, слишком просто, — поделился своим мнением Кацуки.
Индус ответил еще одной многозначительной улыбкой. При виде ее Кацуки согласно кивнул, Коган отвернулся, а Шеклтон замер с разинутым ртом.
Наверное, это не было так просто. А еще ошеломленному австралоантаркту пришло в голову, что в подготовку перевозивших Ломаева агентов, вполне вероятно, входила наука подавлять в себе страх перед пытками. Но пытки — это одно, а специфическая религиозная церемония — совершенно другое.
Лучше всего в ней не участвовать. Даже в качестве свидетеля. А еще лучше было бы вообще не знать, что такое возможно в двадцать первом столетии…
Жаль, поздно.
Страх боли. Страх высоты. Животный страх угодить в глотку хищника. Человеческий страх исчезнуть без следа. Только-то? Нет, друзья мои и соотечественники, вы вышли из примитивных культур и страхи у вас примитивные…
Шеклтон содрогнулся и отвел глаза. Еще несколько минут ему хотелось пристрелить пленных агентов, милосердно избавив их от запредельной предсмертной жути. Мешали два обстоятельства, и среди них нежелание оказаться убийцей в глазах закона отнюдь не было главным. Главным было бледно-восковое лицо не приходящего в сознание Ломаева.
* * *
До седьмого километра добежали быстро.
Трактор рычал зверем. Завывала пурга. Снежная крупа шлифовала лица.
