К моему удивлению, наши прежние санно-гусеничные заслуги были оценены должным образом. Ерепеев и ахнуть не успел, как оказался главой комитета по транспорту (начальником транспортного цеха, как я его немедленно обозвал, в ответ на что он даже не сумел послать меня в какое-нибудь действительно оригинальное место — так был растерян).
На третий день у меня разболелся зуб, дорого и халтурно залеченный в клинике «Белый клык» еще на Большой земле, и вздулась щека. Пришлось идти на поклон к местной медицине. Здоровенный негр-эскулап выдернул моего мучителя, отчего на утреннем заседании я почти не мог говорить — будто отсидел челюсть. Кстати, платы с меня он не взял, хотя я и предлагал расплатиться потом, когда-нибудь. Вот и утверждай после этого, что негры взяли от цивилизации самое худшее! Может, в основе это и так — но дисперсия, господа! С тех пор я ровным счетом ничего не имел против афроантарктов.
Тем более что на всю станцию Амундсен-Скотт их набралось ровно полтора экземпляра — один негр и один довольно светлый мулат.
А вопросов, требующих немедленного решения, оставалось еще по ноздри и выше. Обеспечение пищей, топливом и вообще всем необходимым. Бесперебойная связь. Вопросы международного признания Свободной Антарктиды. Оборона побережья на крайний случай. Государственный флаг — страна мы или не страна?
С флагом решили просто — белый круг на синем фоне. Всем понятно, что сие означает. Зато долго спорили, как назвать национальную валюту. Англо-американцы и австрало-новозеландцы горой стояли за «антарктический доллар», но мы в союзе с китайцами и японцами провалили их предложение. Вернее сказать, китайцы сделали это в союзе с японцами и нами, хотя, по мне, что доллар, что юань — все едино. Не нравилось мне только то, что англосаксы выступают единым фронтом, а мы с поляками и украинцами никак не можем договориться. Предложи я хоть рубль, хоть шекель, хоть песо — братья-славяне горой стали бы за доллар. Я и не особо высовывался.
В конце концов один китаец нарисовал эскиз — торчащую из воды башку морского леопарда, скалящую зубы на айсберг с безопасно устроившимися на нем императорскими пингвинами, — и предложил печатать эту картинку на деньгах. Должно быть, она означала, что и мы, антаркты, собираемся поплевывать сверху на всяческих хищников. Правда, подмытые водою края айсберга несколько загибались кверху, напоминая крышу китайской пагоды, а морской леопард отчасти смахивал на дракона, но мы решили не цепляться к мелочам. Все равно никакого другого рисунка предложено не было. И в честь морского леопарда валюту чуть было не назвали «лео».
Дался им этот морской леопард! Сволочное существо, между прочим. Нематодо, не раз спускавшийся под лед с аквалангом считать криль, однажды едва от него ласты унес. И уж если мы аллегорически изображаем себя пингвинами, то обзывать валюту именем их злейшего врага нам как-то не пристало…
— Доллар! — кричали с одной стороны.
— Фунт! — вопили с другой.
Поминали и иену, и гривну, и польский злотый, и южноафриканский ранд. Ковыряясь в памяти, извлекали оттуда динары, дирхемы, дублоны и тугрики. Французы предложили было луидор, но были освистаны. При чем тут король Луи? Али мы не антаркты? Кто как, а я во французы пока что не записывался.
Дошло до взаимных попреков. Еще чуть-чуть — и посыпались бы оскорбления. Тейлор едва не сломал о доску председательский молоток. Никто никого не слушал. Все орали, не обращая внимания на деревянную стукотню. Что им молоток, сработанный из швабры! Тут больше подошла бы пароходная сирена или царь-колокол.
Скажите, пожалуйста, какой важный вопрос — как назвать антарктический дензнак! А крику было, будто на стадионе, когда судья несправедливо назначил пенальти. Чистый гонор, и ничего больше. Иные способны возвыситься над окружающими, только повесившись, но понять это ни в какую не желают, вот и бодаются самолюбиями.
Помирил всех немец. Я специально привожу здесь имя этого достойного человека: Отто Штормберг со станции Неймайер, геофизик и гляциолог. Он вышел к председательскому столу и добился относительной тишины одним лишь кротким видом. Это было непривычно, особенно для немца, и это подействовало.
Он был робок, этот гляциолог с грозовой фамилией, он говорил, поминутно конфузясь и извиняясь. Конечно, он не возьмет на себя смелость рекомендовать Конгрессу марку, хотя бы и антарктическую. Это было бы крайне неучтиво по отношению к большинству здесь присутствующих. Но почему бы не взять талер? Во-первых, это название не носит ни одна из современных валют. Во-вторых, талер был некогда весьма ходовой монетой в Европе. В-третьих, название «доллар», набравшее здесь большое число сторонников, восходит к талеру. Так отчего бы не принять антарктический талер? Или просто — анталер?
Он попал в цель. Кто не желал никаких талеров, тот мог утешать себя тем, что «анталер» можно понять и как «антиталер». Против такого толкования Штормберг не возражал. И никто всерьез не возразил — так, поломались для порядка, побурчали и угомонились. И председательский молоток остался цел. Анталер так анталер.
По-моему, бывают названия и похуже. А определить курс новой валюты, разместить заказ на изготовление потребного ее количества, подумать над обеспечением и решить множество смежных проблем мы поручили спешно созданному бюджетно-финансовому комитету.
Я сразу понял, что без Шимашевича дела у него не сдвинутся с мертвой точки.
Денис Шимашевич беспокоил меня всерьез. Он мог помочь, и он хотел этого, но… знаете, где бывает бесплатный сыр?
Пока что я лелеял надежду на то, что при системе непосредственной демократии и ротации членов правительства возможностей взять нас за хрип у него будет меньше, чем при обычной выборной системе. Шимашевич, конечно, это понял, и вряд ли он в восторге… если только у него не готов ответ на любые наши шаги, включая этот.
Мне было немного обидно, что меня не понял Тейлор. Но оказалось, что это я его не понимал.
Мы встретились с глазу на глаз «в кулуарах Конгресса» — во время хозработ по заготовке снега. Председатель ты или кто — неважно; пришла твоя очередь — бери пилу и пили без возражений.
Пилил он все-таки криво, но истово.
Какое-то время мы трудились молча. Я не выдержал первым:
— Прости, если я нарушил твои планы…
Он махнул рукой — забыто, мол. И сейчас же произнес со вздохом:
— Как глупы порой бывают умные люди…
— Цитата? — спросил я. — Уайльд? Шоу?
— Не исключено, что Шекспир. Впрочем, неважно. Геннадий, учти, я считаю тебя умным человеком.
— Намек понял. Ну и где я сглупил?
— Тот намек, что надо, ты как раз не понял. А я ведь сказал ясно: как только наша численность превысит некую критическую величину… что произойдет?
— Ясно что. Тогда и создадим постоянное правительство, поскольку непосредственная демократия перестанет удовлетворительно работать…
Он оборвал меня:
