Ролик скрупулезно отредактировали, оставив лишь грубую насильственную суть. Камера располагалась под неудачным углом, но Кейт разглядела двух мужчин, стоящих в переулке. Ей потребовалась доля секунды, чтобы понять – она наблюдает за дракой. Та началась с пустяков: прервавшийся разговор, толчок к стене, неумелый удар. Один из мужчин упал, второй начал его пинать, пока лежащий не превратился в сплетение подергивающихся конечностей, а его лицо – в кровавое месиво.
Нападавший убежал. Избитый человек валялся на тротуаре. Грудь его судорожно вздымалась. Потом он попытался встать, и тени вокруг него задвигались. Мужчина ничего не заметил – он был занят, отскребал себя от асфальта, – но Кейт смотрела, словно зачарованная, как тьма вытянулась, задергалась, отдирая себя от стен, собираясь воедино. Силуэт воздвигся подобно столбу дыма: личина определялась по жутким белым глазам, на которых сосредоточилась фокусировка камеры, и по блеску зубов. Челюсти клацнули, лоснящееся туловище качнулось, сверкнули бритвенные когти.
А человек, до сих пор стоявший на четвереньках, допустил роковую ошибку – пополз вперед, прочь из безопасного пятна света уличного фонаря.
И когда бедолага пересек границу света и тьмы, на него налетел ураган зубов и когтей.
Монстр принялся рвать свою жертву в клочья.
«Насилие порождает насилие».
Так сказала преподавательница Академии святой Агнессы, когда Николь Трип поставила подножку Кейт, а та в ответ сломала Николь нос. И эта же преподавательница принялась распинаться насчет того, что Кейт, дескать, законсервировала проблему… хотя сама Кейт уже перестала слушать нравоучения.
С ее точки зрения Николь получила по заслугам.
Но преподавательница была права в одном: насилие порождает…
Кто-то нажал на спусковой крючок, взорвал мину, направил автобус с туристами с моста прямо в реку, и что получилось в результате? Трупы и груда обломков.
Нечто иное. Плохое. Последствие. Откат. Реакция на гнев, боль и смерть. Вот чем в действительности являлся Феномен – последней каплей. Истина всегда полна насилия – больше, чем остальные десять территорий. Несомненно, вскоре накопится критическая масса – и плохое начнет собираться воедино.
Кейт провела пальцем по медальону, приколотому к форменному пиджаку. Защита от того, с чем можно столкнуться. Корсаи на ролике продолжал пировать. Большую часть творящегося буйства скрывала тьма, но на экране мельтешили клыки и когти, и Кейт видела, как в островке света растекается кровь.
Кейт с отвращением фыркнула. Хорошо, что ролик без звука!
Маркус помахал ей из-за перегородки. Кейт вынула наушник из уха, погружаясь в мир черного и белого, царство утреннего света и мягкой трели фортепианных клавиш.
– Ну?… – раздраженно буркнула она.
– Извините, мисс Харкер, – произнес Маркус. – Мы прибыли.
Академия Колтона располагалась там, где желтая зона встречалась с зеленой, а улицы И-Сити уступали место пригороду. Самая безопасная территория, где богачи прятались в своих уютных скорлупках и притворялись, будто Истину не жрут заживо.
Пейзаж смахивал на глянцевый снимок: здания из светлого камня среди ярко-зеленых лужаек. Всего пятнадцать минут от темного сердца Северного города, но по виду милого местечка нипочем не догадаешься! Наверное, суть именно в этом. Кейт предпочла бы школу в центре, в красной зоне, но в основном их закрыли, да и отец был бы против такого самоуправства. Если ему пришлось вернуть ее в И-Сити, он был исполнен решимости обеспечить дочери «максимальную безопасность». То есть запихнуть Кейт куда-нибудь подальше. Академия была подходящим вариантом.
Маркус услужливо распахнул дверцу автомобиля, и Кейт вылезла из салона, отогнав воспоминание о корсаи. Она скорректировала выражение лица, поправила воротник форменной рубашки-поло и пригладила свои светлые волосы. Они были распущены и расчесаны на пробор, чтобы скрыть шрамы на голове – метки от осколков. Могло бы быть и хуже – не потеряла же она слух целиком, – но все равно Кейт предпочитала не демонстрировать их.
Слабость нельзя выказывать. Так ей сказал Харкер, когда ей стукнуло двенадцать, а шрамы были еще свежи.
– Почему? – спросила маленькая и глупая Кейт.
– Любая слабость обнажает плоть, – отчеканил он, – а плоть притягивает нож.
– А у тебя какая слабость? – осведомилась она, и губы Харкера сложились в некое подобие улыбки.
В тот день он не ответил на ее вопрос. Кейт не знала, почему: то ли отец не хотел говорить с ней по душам, то ли он вообще не имел недостатков. Больше не имел.
Кейт иногда размышляла, существует ли другая версия Келлума Харкера, которая живет в параллельной реальности. Есть ли у иного Келлума Харкера секреты и слабости, в которые может войти нож?
– Мисс Харкер, – окликнул ее водитель. – Ваш отец хотел, чтобы я передал вам сообщение.
Кейт спрятала серебряную зажигалку в карман рубашки.
– Что именно, Маркус? – вежливо спросила она.
– Если вас исключат, он вышлет вас из Истины. Навсегда.
Кейт холодно усмехнулась.
– Зачем мне добиваться исключения? – вымолвила она, посмотрев на здание Академии. – Я уже там, где хотела быть.
– Станция «Парк», – объявил невозмутимый металлический голос.
Август опустился на сиденье, вытащил из рюкзака зачитанную книжку – «Республика» – и раскрыл ее посередине. Он знал большую часть текста наизусть, поэтому не имело значения, какую страницу читать.
К счастью, книга давала ему возможность смотреть вниз, а не вверх. Август прислушивался к голосу, объявляющему остановки, не желая рисковать и пялиться на схему: а вдруг он привлек внимание камер наблюдения? Сотни красных глазок выискивали монстров, хотя все знали, что твари охотятся исключительно в ночное время суток.
«Почти все», – подумал Август.
– «Мартин-центр».
Три остановки до Колтона. Вагон заполнялся пассажирами, и Август встал, уступив место пожилой женщине. Он стоял, уткнувшись носом в книгу, но взгляд его осторожно скользил по горожанам в деловых костюмах.
Наверное, они старательно прятали свое оружие.
Какой-то мужчина, протискиваясь мимо, толкнул его в плечо, и Август напрягся.
В нем, кажется, не было необычного: пиджак, галстук, брюки, чуть широковатые в талии. Внимание Августа привлекла его тень. Она-то как раз и вела себя странновато – в ярко освещенном вагоне никому, в общем-то, не полагалось иметь тень, – но когда новый пассажир замер, она продолжила двигаться, извиваясь и перемещаясь, словно беспокойный собеседник.
Конечно, никто, кроме Августа, не мог ее разглядеть, но сам Август не сомневался в том, что он видит неправильную тень. Призрачное нечто, следующее за своим хозяином на поводке, но готовое вырваться в любую минуту.
