– Под контролем…
Генри поднес устройство ко рту.
– Потери?
– Двое… не могу игнорировать… признаки…
– Иди домой.
– Генри…
– Не сейчас.
Генри отключил комм и пригладил седеющие на висках волосы.
Август переступил с ноги на ногу, и Генри вскинул голову. На миг на его лице смешались удивление и гнев, раздражение и страх. Но затем все морщины разгладились, и тени нырнули обратно в глубину.
– Привет, – поздоровался Генри. – Тебе лучше, сынок?
– Намного, – ответил Август и направился к себе в комнату.
– И поэтому у тебя живот шевелится?
Август притормозил и посмотрел на свою застегнутую куртку. Та действительно дергалась и выпирала в разные стороны.
– А!..
Он расстегнул куртку, и в проем высунулась лохматая мордочка.
У Генри округлились глаза.
– Что это?
– Кот, – объяснил Август.
– Ясно, – пробормотал Генри, потирая шею. – Мне доводилось их видеть. Но что он делает здесь?
– Он жил у Осингера, – замямлил Август, извлекая кота наружу. – Я чувствовал себя ответственным… я и правда был… и не смог… Я хотел его оставить, но…
– Август!
Юноша сменил тактику.
– Ты набрал себе бездомных зверушек, – заявил он. – Я тоже хочу.
Генри смягчился.
– А кто будет о нем заботиться? – спросил он.
Вдруг послышалось нечто среднее между аханьем и восторженным взвизгом – и оказалось, что Ильза уже стоит возле Августа и держит кота на руках. Август кивнул Генри, дескать, теперь-то понятно, кто будет любить кота по-настоящему.
Генри лишь вздохнул, покачал головой, встал из-за стола и ушел.
Ильза поднесла кота к своему личику и посмотрела ему в глаза. Котяра вытянул черную лапу и положил ее девушке на переносицу. Ильза очаровала его. Она всех очаровывала. Почти.
– Как его зовут? – прошептала девушка.
– Не знаю, – сказал Август.
– Каждому нужно имя, – проворковала Ильза, усаживаясь со скрещенными ногами прямо на пол. – Каждый заслуживает имени.
– Тогда дай ему имя, – посоветовал Август.
Ильза задумчиво посмотрела на черного котика, после чего поднесла его к уху и провозгласила:
– Аллегро!
Август усмехнулся.
– Здорово, – произнес он, усевшись напротив нее, и почесал кота за ухом.
Тот громко заурчал.
– Ты ему понравился, – сообщила Ильза. – Понимаешь, они чувствуют разницу между добром и злом. Совсем как мы.
Аллегро захотел забраться к ней на голову, но девушка мягко вернула его на колени.
– Ты присмотришь за ним, когда я буду в школе?
Ильза обняла кота.
– Конечно, – тихо сказала она. – Мы присмотрим друг за дружкой.
Так они и сидели на полу вместе с Аллегро, когда вернулся Лео с гавайской гитарой, заброшенной на спину, и пятном чужой крови на щеке. Он уставился на Аллегро и нахмурился. Аллегро прижал уши к голове. Ильза рассмеялась – смех ее был словно перезвон колокольчиков, – и лишь тогда Август уверился, что теперь у него есть кот.
Кейт сидела в спальне, пока музыка не перестала играть.
Когда она зажгла сигарету, ее руки дрожали. Кейт сильно затянулась, прислонилась головой к двери и огляделась. Ее комната, как и весь пентхаус, была глянцевой, с минимумом обстановки – сплошные острые углы и резкие линии. Здесь не сохранилось никаких следов ее детства: ни отметок с подписанным ростом на стене, ни мягких игрушек, ни старых нарядов, ни постеров.
Ни поля за окном.
Когда ей исполнилось двенадцать, собственная спальня казалась Кейт стерильной и холодной. Теперь она пыталась принять суровость комнаты. Вобрать ее в себя целиком.
Аскетичность, нерушимое спокойствие. То, что надо.
Одним из немногих украшений была складывающаяся рамочка с двумя фотографиями. Кейт взяла рамку с прикроватной тумбочки. На первом снимке пятилетняя Кейт обнимала одной рукой папу, а другой – маму. Над ее головой Келлум целовал жену в висок. Алиса Харкер была красавицей – не такой, какой все дети считают своих мам, – а настоящей, сногсшибательной женщиной с золотистыми волосами и светло-карими глазами. Когда она улыбалась, ее лицо сияло.
Фотография запечатлела их за два месяца до Феномена.
А второй снимок был сделан в тот день, когда они вернулись в И-Сити после подписания договора. Снова вместе. Семья воссоединилась. Кейт провела пальцем по бумаге. Одиннадцатилетняя Кейт опять обнимала родителей, встретившихся после долгой разлуки. Шесть лет хаоса и сражений. Шесть лет покоя и мира.
Они изменились. Кейт из круглолицей малышки превратилась в веснушчатого подростка. У матери появились крохотные морщинки – такие бывают у людей, которые часто смеются. А отец по-прежнему смотрел на Алису – так напряженно, как будто боялся, что стоит ему отвернуться – и она исчезнет.
Так и произошло.
– Вставай, Кейт. Нам пора.
Слоан ошибался. Кейт хотела остаться в И-Сити.
– Я хочу остаться дома, – повторяла она.
Но ее мать не смогла приспособиться. Она вытащила Кейт из постели посреди ночи. Опухшие веки, губная помада, размазанная на щеках.
– Тише, не шуми.
Мать запихнула ее в машину.
– Куда мы едем?
Это ее мать вывернула на встречную полосу, направила машину в бетонное ограждение – и умерла, уронив голову на руль.
После автокатастрофы отец не мог смотреть на нее. Погружаясь в сон и выныривая оттуда, Кейт часто видела Харкера, который маячил в дверном проеме – и понимала, что это не он, а монстр с темными костями, красными глазами и зубастой улыбкой.
Когда Кейт поправилась, отец отослал ее прочь. Он похоронил свою жену, а теперь хоронил саму Кейт. Не в земле, но в Фишере. В Дэллоувэе. В Лейтоне, и Пеннингтоне, и Вайлд-Приоре, и в Академии святой Агнессы.
Сперва Кейт заклинала отца, чтобы он забрал ее в И-Сити, но со временем перестала. Она просто поняла, что на Келлума Харкера мольбы не действуют. Это признак слабости.
Потому Кейт научилась тщательно скрывать свои чувства, которые делали ее столь похожей на мать.
Кейт поставила рамку на прикроватную тумбочку и посмотрела на свои руки. Ее легкие горели от дыма, но пальцы уже не дрожали. Заметив черную кровь под ногтями, она ощутила не ужас, но решимость.
