– Точно так же ты сопротивляешься своему внутреннему огню. Ты мог бы ярко гореть, братец!
Август содрогнулся. Его пробрало холодом до костей.
– Я не хочу… – пробормотал он, стуча зубами. Это чувство было противоположно голоду. И оно оказалось еще хуже.
– Перестань быть эгоистом, – продолжал Лео. – Мы созданы не для того, чтобы потакать своим добреньким желаниям.
«Это в тебе нет для них места, – мысленно возразил Август. – Ты их выжег».
Они добрались до компаунда, миновали охрану и вызвали лифт. Пока кабина летела вверх, Август стискивал зубы. Он боялся, что стоит ему открыть рот, как оттуда что-нибудь вырвется. Может, рыдание или вой. Чужая жизнь жужжала внутри его черепа, как пчелиный рой.
Что ты со мной сделал?
Что ты меня заставил сделать?
Когда двери лифта раздвинулись в стороны, Август выскочил из кабины и помчался к себе в комнату.
– Где вы были? – поинтересовался Генри.
– Это кровь? – спросила Эмили.
Август ничего не ответил.
– Лео!
– Я преподал ему урок.
– Что?…
– Не волнуйся, Генри, скоро он оклемается.
Август захлопнул дверь и привалился к ней всем телом. Дверь не запиралась, поэтому сперва Август не шевелился. Убедившись, что никто не будет ломиться в спальню, Август судорожно выдохнул и сорвал с себя куртку ФТФ. Не включая свет, он рухнул на кровать. Пальцы впились в ребра, пытаясь остановить монотонное жужжание, но ничего не помогало. Тогда Август закрыл глаза, и жужжание превратилось в истошные крики.
Август принялся шарить в скомканных простынях. Наконец он отыскал плеер и нацепил наушники.
Кто-то мягко прыгнул на его кровать. Аллегро! Август посмотрел на кота – и тот двинулся было к нему, но внезапно замер на некотором расстоянии от хозяина и подозрительно прищурился. Когда Август попытался погладить Аллегро, кот зашипел и убежал.
Ильза вроде бы говорила, что животные чувствуют разницу между добром и злом.
– Извини, – прошептал Август в полумрак. – У меня не было выбора.
Почему-то у него во рту появился горький привкус. Август сглотнул. Что он говорит?
Август столько раз слышал подобные оправдания! Они были бесполезны: ведь эти пустые слова никогда ничего не меняли. Признание не могло обелить преступника. А теперь он, Август, стал преступником. Грешником.
Он обхватил себя руками и прибавил громкости, пока музыка не поглотила все вокруг.
Давно перевалило за полночь, но Август не мог уснуть.
Жужжание прекратилось, но его нервы были изорваны в клочья. Август прошлепал на кухню и налил себе воды. Пить не хотелось, но что-то в этом жесте действовало на него успокаивающе, помогало почувствовать себя нормальным.
Его внимание привлекла стопка папок на столе. Август потянулся к ним, но внезапно до него донесся какой-то шорох. Август отставил стакан в сторону, так и не притронувшись к воде, и обнаружил, что Аллегро расхаживает в коридоре взад-вперед перед дверью Ильзы.
Август постучался, но оказалось, что дверь лишь притворена, и от его стука она распахнулась. Свет в спальне не горел, и первым, что заметил в темноте Август, были звезды. Вся комната Ильзы была испещрена звездами. Крохотные светящиеся точки оптоволокна усеивали потолок, стены и пол.
Сестра стояла возле окна. Ее земляничные волосы, распущенные и странно невесомые, клубились вокруг лица, а растопыренные пальцы были прижаты к стеклу.
Ильза была в майке без рукавов. Август знал, что ее собственные звездочки разбегаются по ее плечам и рукам.
Две тысячи сто шестьдесят три.
Август никак не мог соотнести эту нежную и добрую Ильзу с монстром, чей истинный голос сровнял с землей целый участок в городе и уничтожил множество жизней.
«Наша сестра – ангел смерти».
Август хотел спросить ее про тот день. Что тогда произошло на самом деле и как себя чувствовала Ильза? Каково это – жить со столь тяжким – невыносимым – грузом?
Но он не смог.
Мягко ступая, Аллегро подкрался к кровати Ильзы и затаился в тенях.
Август повернулся, чтобы уйти, но неожиданно сестра заговорила – тихо, едва слышно.
– Оно рассыпается, – прошептала она.
Ее пальцы дернулись. Август осторожно приблизился к ней.
– Разрушается, – продолжала Ильза. – Не пепел к пеплу, прах к праху, как следовало бы, а неправильно, словно в глубине камня зарождается трещина, которая ширится, а ты ни о чем не знаешь, пока не настает день…
Она вновь прижалась к окну, и по стеклу пробежала паутинка тончайших трещинок.
Август коснулся руки сестры.
– Я чувствую трещины, но не могу сказать… – Ильза зажмурилась, но уже через секунду распахнула глаза. – Я не пойму, снаружи ли находятся трещины или внутри меня… А может, они повсюду? Август, это очень эгоистично – надеяться, что они снаружи?
– Нет, – мягко ответил Август.
Некоторое время они молчали. Когда Ильза нарушила паузу, ее голос звучал более уверенно:
– Тринадцать. Двадцать шесть. Двести семнадцать.
Август недоуменно покосился на Ильзу:
– Что это за цифры?
– Тринадцать малхаи. Двадцать шесть корсаи. Двести семнадцать человек. Столько погибло в Лиле-Сквере.
Август напрягся, не осознавая, что до сих пор держит руку Ильзы, пока ее пальцы не съехали вниз по стеклу.
– Так прежде называли Пустырь. Они устроили митинг – поэтому там оказалось столько народу. Я не хотела ничего делать, Август. Но я должна была что-то предпринять. Лео куда-то пропал, а митинг превратился в хаос… Я… я хотела помочь. Я никогда прежде не затемнялась и даже не догадывалась, что может произойти. Лео никогда не переживал из-за тьмы. Я думала, каждый из нас горит совершенно одинаково, но наш брат подобен факелу, а я…
А Ильза вспыхнула, как мощный пожар.
А он, Август?
«Ты сопротивляешься своему внутреннему огню. Ты мог бы ярко гореть, братец!» – вспомнил он слова Лео.
– Наступила ночь, – прошептала Ильза, – и все они отбрасывали тени. – Их взгляды встретились. В глазах Ильзы мелькнул испуг. – Я не хочу гореть, Август, но если договор будет нарушен, мне придется, и тогда погибнут люди.
– Мы как-нибудь справимся, – проговорил Август, увлекая сестру прочь от растрескавшегося окна.
Если начнется война, скольких он будет вынужден убить, чтобы избавить Ильзу от ее тьмы? Каким будет его внутренний огонь? Он подумал про стилет и про энергию своей жертвы, текущую в его жилах, и про обещание Лео. Брат заверял Августа, что в будущем ему будет легче. И проще.
