Сдавленный крик раздался снова.
Кейт съежилась, и ее стал бить озноб. Ладно. Иная Кейт могла бы бояться, но ей некогда, поэтому она приказала себе успокоиться и вернуться обратно – к началу металлической полосы. Та оказалась привинчена к полу. Кейт нащупала четыре шурупа, наполовину приржавевшие к плите.
Основание было довольно массивным, но Кейт сообразила, что если она сумеет отвинтить его, то, наверное, у нее получится приподнять плиту и выдернуть наручники. А подумать, как их снять, можно будет и позже. Наручники сами по себе – меньшее зло, чем когда ты прикован ими к чему-то. Кейт глубоко вдохнула, выдохнула и замерла: она услышала рыдание.
Она решила поддеть шуруп – никакого результата! Кейт повторяла попытки, пока не переломала ногти.
Кейт зажмурилась и погрузилась в раздумья. Пальцы коснулись подвески на груди. Кейт широко распахнула глаза и попыталась выудить медальон из-под одежды. Жест был не особо элегантный, но вскоре у нее получилось снять подвеску и вставить ее в паз на шурупе, молясь, чтобы та оказалась нужной толщины. Подошло! Кейт отчаянно крутанула медальон. Дважды ее пальцы соскальзывали. Она рассадила костяшки.
Но потом первый шуруп начал поворачиваться.
И через несколько мучительных мгновений вышел из отверстия.
«Бинго», – подумала Кейт. Осталось еще три.
Голос Слоана за дверью делался то громче, то тише.
Кейт вставила серебряный кругляш в следующий шуруп.
Раздался жуткий удар, как будто металл врезался в плоть, дубинка – в кость.
Кейт повернула кулон, пальцы соскользнули, она ухватилась снова, повернула еще.
Приглушенное рыдание.
– Держись, Август! – взмолилась она, когда второй шуруп повернулся. – Не сдавайся!
Капля крови упала на бетон, черная и вязкая.
– Есть лишь один способ прекратить страдания, – проворковал Слоан, проведя ногтем по зазубренному краю прута.
Август хотел отвернуться от него, но малхаи отвесил ему пощечину.
Кровь потекла из носа на скотч, закрывающий рот. Август задыхался – от крови, от ужаса, – и всякий раз, когда сознание его начинало мутиться, он думал об Ильзе.
Ильза стоит у окна, от ее пальцев по стеклу разбегаются трещинки.
«Как много звезд!»
Отражение Ильзы в зеркале, ее подбородок лежит у него на плече.
«Я наблюдал, как они гасли – одна за другой».
Ильза лежит на полу камеры рядом с предателем и убаюкивает его перед смертью.
«Перед тем, как я перерезал ей горлышко».
Легкие почти схлопнулись. Перед глазами замелькали разноцветные пятна.
«Продержись!» – умолял он свое тело.
Вдруг раздалось жужжание электричества, и конструкция, удерживающая Августа в вертикальном положении, ослабла. Юноша рухнул прямо на бетон. Запястья болели: они по-прежнему были в цепях.
– Слоан! – предостерегающе произнес второй малхаи.
Август попытался встать. Не получилось. Склад ходил ходуном. Помещение меняло свои очертания, превращаясь то в спальню, то в переулок, то в школу. Кто-то кого-то звал. Наверное, окликали его, Августа. Он стоял в лесу и гладил стволы деревьев, вокруг звучала музыка, он напевал ее, а Кейт недовольно оглядывалась через плечо и…
Новая боль обожгла бок. Август дернулся. Он хотел перевернуться на спину, но ледяной бетон стал жидким, будто вода. Теперь Август лежал в ванне, ухватившись за край, а ладонь Кейт покоилась на его руке. На него лил дождь, а он сгорал изнутри, и тьма терпеливо ждала его за гранью света.
Слоан возвышался над ним – сплошная тень, не считая горящих красных глазенок. Малхаи занес прут для очередного удара, но когда прут опускался, пальцы Августа взметнулись и вцепились в металл.
Тьма заклубилась вокруг него, словно пар.
– Давай, Август! – прикрикнул Слоан, налегая всем весом на прут.
Холод металла встретился с жаром прикосновения Августа. Юноша стиснул прут еще крепче и посмотрел на свое запястье. Если бы он мог контролировать преображение, как его брат!
Лео мог превращаться частично, не теряя свою целостность.
Хотя Лео уже давным-давно лишился своей целостности.
И распрощался со своей человечностью.
В нем не было ничего реального.
Раздался скрежет. Август напряг зрение и увидел, что темнота все-таки не полностью непроглядна. Он различил какие-то громоздкие силуэты. В ту сторону, откуда доносился шум, уходил коридор. За дверью в его конце было чуть-чуть светлее.
– Осло, – буркнул Слоан, продолжая налегать на прут. – Проверь Кейт.
Пульс Августа стучал в избитой груди.
«Беги!» – умолял он ее даже сейчас.
Второй малхаи развернулся и направился к выходу.
– Но не убивай ее, – добавил Слоан.
– Не волнуйся, – ухмыльнулся монстр, – я оставлю ее тебе…
– И я сам с ней разберусь! – предупредил Слоан.
Мертвенные губы оскалились, демонстрируя зубы. Жар сочился сквозь кожу Августа.
– Ты можешь положить этому конец, – заявил Слоан, переключившись на прут.
Август знал, что может, но понимал, что в тот самый момент, как он это сделает, малхаи вгонит металл ему в грудь. Прут прошьет его призрачную клубящуюся плоть и вонзится прямо в его пылающее сердце.
И он умрет.
Из чего бы он ни был создан – из звездной пыли, из праха, из жизни, из смерти, он умрет.
Не со взрывом, но со всхлипом.
Появился из стрельбы и обратился в дым.
Но Август не желал умирать.
Даже если выжить было непросто, нелегко или нечестно.
Ну и пусть он никогда не будет человеком.
Он хотел, чтобы у него был шанс состояться.
Он хотел спастись.
Когда Кейт вывинтила последний шуруп, руки ей уже не подчинялись, а по ее лицу струился пот.
Она вытащила шуруп, ухватилась за металлическое основание и потянула.
Пластина не шелохнулась. Кейт выругалась и дернула, налегая всем весом, но ничего не произошло. Измотанная Кейт приникла к металлу, и ее голова соскользнула к полу. У нее перехватило дыхание – сперва от удивления, а затем от облегчения. Она опять ухватилась за металл и оттолкнула пластину от себя. Та поехала вперед, проскрежетав по бетону, и Кейт невольно сжалась – ну и скрытность!
В коридоре простучали шаги. Кейт вжалась в стену. Если бы у нее было оружие! Хоть какое-нибудь!
