Рвануло так, что меня едва не вынесло назад в люк, который я только что отпер и не успел затворить за собой. Меня обдало чем-то липким. Уши заложило. Я не сразу услышал тонкий комариный писк.
К одному из гидравлических цилиндров прилепился бесформенный лиловый ком. Он-то и пищал. Пищал безо всякой интонации, на одной ноте. Так плачут новорожденные младенцы – попали в новый мир, и он им не нравится, а чем именно не нравится, они объяснить не могут. Могут только протестовать безнадежным плачем против законов природы, не спросившей их, где им хочется жить.
Я без труда отлепил лиловый ком от кожуха цилиндра, взял в руки. Он был мягкий, теплый и все время менял форму, продолжая тихо пищать. Сначала стал круглым, размером с гандбольный мяч, но гораздо массивнее. Затем на его поверхности появилась быстро растущая вмятина. Через полминуты шар превратился в широкую вазу с неровным кольцевым валиком по бортам. Он почти перестал издавать писк. И в этот момент в шлюзовую торпедой влетел Стерляжий – глаза выпучены, морда в поту, мокрая хищная пасть раскрыта и готова изрыгать.
– Ты что себе позволяешь? – проревел он. – Твою мать!..
Последующих его реплик я воспроизводить здесь не стану, они не в моем вкусе. Как ни странно, я и в Водоканале не приучился материться к месту и не к месту. А еще говорят, что личность – всегда продукт внешней среды. Врут, причем нагло. У меня своя собственная среда, исключительно для внутреннего употребления.
Так что я просто с любопытством дожидался конца словоизвержения моего начальника. Хотелось демонстративно засечь время – жаль, меня не снабдили новыми часами взамен разбитых. Кстати, надо потребовать исправить это упущение…
– В карцер! – бушевал Стерляжий. – На Землю! В коллектор, говно качать…
Я слушал, изображая преувеличенное внимание. Стерляжего это выводило из себя. Я едва дождался момента, когда он все-таки выдохся. Здоровый все-таки мужик. Мне бы такую глотку.
– Загубил, скотина, генератор, – из последних сил просипел Вадим Вадимович Стерляжий и стал дышать. Судя по цвету его мясистой физиономии, он сварился бы заживо в собственном соку, будь в шлюзовой чуть теплее. – Радуйся, дурак, что взрывом обшивку не порвало к едрене-фене…
– Прошу внимательно просмотреть запись, – официальным тоном произнес я.
– Что-о?! – попытался взреветь он и заперхал от натуги.
– Запись. Просмотреть. Прошу и требую. Желательно в моем присутствии, но можно и без оного.
– Не понял!
– Я тебе верю, – пояснил я. – Поэтому навязываюсь посмотреть из чистого любопытства, не более.
– Ты… – свирепо выдохнул Стерляжий и замолк, будто споткнувшись на разбеге. – Стой… Ты что, хочешь сказать, что не притрагивался к генератору? Ты это хочешь сказать?
– Надо было сидеть и смотреть, а не гоняться за мной по всему «Грифу».
– Поговори еще, – рыкнул Вадим Вадимович. – Наглец. Указчик какой. Что надо, что не надо… Доложи по порядку, что здесь произошло.
– Я не военный, чтобы докладывать, – обиделся я. – А рассказать – расскажу. Значит, так. Я вошел. Оно рвануло. Вон клочья висят, можно собрать на анализ. Морду мне обрызгало. После взрыва осталось вот это. – Кивком я указал на все еще попискивающую «вазу».
– А ну дай сюда.
В руках Стерляжего «ваза» запищала громче. Кажется, она была недовольна.
– А знаешь, что это такое? – спросил Стерляжий совсем другим голосом. – Это энергоприемник. Только маленький. Думаю, он еще подрастет. – Он похмыкал, покряхтел, и мало-помалу чело его разгладилось. – Вот черт… Первый случай такого рода. Корова родила свинью. Обычно из генераторов получаются генераторы, из приемников – приемники. А этот взял да и родил чужого, а потом сдох. – Стерляжий криво усмехнулся. – От удивления, наверное…
– Зато теперь точно известно, что генераторы и приемники друг другу сродни, – сказал я. – Это не техника, это жизнь. Две экологические формы одного и того же организма. Может, даже три – я имею в виду тот самый Кошачий Лаз, что на Луне Крайней… Он хоть раз размножался?
Стерляжий посмотрел на меня с интересом и покачал головой:
– Ни разу.
– Стало быть, у него еще все впереди. Другой цикл размножения. А количество циклов, наверное, ограничено. Допускаю, что перед естественной биологической смертью объект разрушается, воспроизводя себя в новой экологической форме. Почему бы нет?
– А почему бы да?
– Потому что логично. Это транспланетная форма жизни. После некоторого числа почкований генератор перерождается в приемник. Это мы только что видели. Наверное, со временем и приемник перерождается в Кошачий Лаз. У популяции появляется окно в иные миры. Так происходит распространение вида. И пресловутый артефакт никто на Землю не подбрасывал – сами пришли. Им, может, проще перебраться с планеты на планету, чем проползти два шага. Ткнули пальцем в небо, попали к нам.
– Это все твои выдумки, – сказал Стерляжий.
– Тогда предложи иную гипотезу, а я послушаю, – возразил я сердито. – Одну я уже слышал: мол, Святополк Окаянный во всем виноват, рукосуй хренов. Не прошло. Что дальше?
Стерляжий задышал.
– Что дальше? – настаивал я.
– Надавать бы тебе по морде, вот что дальше, – любезно сообщил Стерляжий. – За то, что шибко шустрый. А потом простить на первый случай. Не списывать же тебя, придурка, по второму варианту… – Он вздохнул. – Ладно, официального хода инциденту не дадим. Устное предупреждение тебе. Последнее.
– Последнее было за душ, – напомнил я.
– То было предпоследнее. Ладно, теперь рассказывай: почему побежал в шлюзовую?
– Мне показалось…
– Креститься надо, когда кажется! Ему показалось! Что тебе, Окаянный, показалось?
– Показалось… ну что ему плохо. Генератору, в смысле…
– С чего ты взял?
– А что, не так? – ощетинился я.
– Я не спрашиваю, так или не так. Я спрашиваю, с чего ты решил, будто ему плохо.
– Не знаю, – признался я, подумав. – Честное слово, не знаю. Просто почувствовал. Наверное, я не смогу это объяснить.
– Просто почувствовал? Гм. И все?
– И все.
– Когда ты в следующий раз почувствуешь что-нибудь в этом роде, дай знать мне или Капустяну, а не устраивай гонки с преследованием. Еще раз повторится – спишу на Землю. Понял?
– Победителей здесь судят? – осведомился я.
– Понял или нет? Победитель! Их везде судят, только не везде прощают.
– Понял.
– Хотелось бы верить, – сказал Стерляжий с большим сомнением в голосе и поманил меня рукой.
Доплыв до приборной панели, он откинул сбоку крышку, запустил туда свободную руку по локоть, не то что-то повернул, не то выдернул какой-то разъем и одновременно погасил красные свои мордасы. В одну секунду. Ай да начальство у меня!..
