Я понял правильно. Бобику полагалось бы сказать «гав» и повилять хвостом.
Я молчал. Чайник на секретарском столе засвистел и выключился.
– Кофейку хочешь, Алеша?
– Хочу.
– Я не буду, а ты выпей.
Я насыпал в чашку две ложки растворимого кофе, механически плеснул туда же чайной заварки, залил кипятком и, отхлебнув, вылил гадость в кадку с фикусом.
– Выглядеть это будет примерно так, – продолжал Максютов, по виду нисколько не интересуясь моими душевными эволюциями. – «Зевс» собирается там, – он показал большим пальцем вверх. – Шестью-семью «Энергиями» мы поднимаем на орбиту разгонные блоки первой ступени и наш обитаемый модуль. У американцев будет свой. Психологи считают, что экипажи должны иметь раздельные спальни, можешь по этому поводу сострить, если хочется… Остальное выводят на орбиту штатники. Наш модуль – на трех человек: Степанов, ты и врач. Возможно, наш. Еврокосмос пока мнется: то ли посылать своего человека, то ли воздержаться. Но денег дадут. Все системы связи – их… они их хорошо отработали на «Гермесе». Основное жизнеобеспечение – американское. Телеметрия зато наша. В ЦУПе будут точно знать, кто и когда из вас пукнул. И каким газом. – Максютов улыбнулся своей шутке, я же не нашел в ней ничего смешного. – Ну и все такое прочее… Точность измерения расстояния до корабля – плюс-минус один метр на всей траектории полета, точность по скорости – плюс-минус один сантиметр в секунду, точность по ускорению… – Максютов почесал лоб. – Хм, забыл… В общем, тоже хорошая точность. Не радует?
– Радует, – глухо сказал я.
– Говоря короче, на околоземной орбите все эти блоки и модули автоматически стыкуются, образуя собственно «Зевс». Я его в модели видел – та еще каракатица, но впечатляет, можешь поверить! Почти сотня метров в длину, начальная полетная масса две тысячи сто тонн! – Ей-ей, он произнес эти слова с торжествующим энтузиазмом в голосе, и глаза его блестели! Спохватившись, он продолжал спокойнее: – Никаких сверхсложных выдумок касательно траектории – сразу разгон до семидесяти километров в секунду, один доворот у Марса, он вам еще немного скорости поддаст, и инерционный полет. Туда – примерно десять месяцев, включая торможение, маневры выхода на орбиту Монстра и сближение. Семь-двенадцать суток там. Обратно… вот обратно долго, Алексей. Через Марс и Венеру, с гравитационными маневрами. Не хочется тебя расстраивать, но…
– Сколько?
– Около двух лет.
– Понятно.
Итого – почти три года полета… Если космическая медицина не изобрела ничего нового, по возвращении на Землю участников экспедиции будут вычерпывать из анатомических кресел как кисель. При условии, что возвращение вообще состоится.
Ни мы, ни американцы пока еще не теряли людей в космосе. Но ведь когда-нибудь это случится, как все неизбежное. У тех, кто полетит, немало шансов стать первыми…
Максютов продолжал говорить что-то насчет длительной работы слабосильного ионного движка на ксеноне, необходимого для возвращения, и специального запуска «шаттла», который снимет нас с околоземной орбиты, когда мы на нее вернемся, но я уже не очень внимательно слушал. Зачем мне сейчас технические подробности? Понадобятся – прослушаю еще раз через чип.
Хорошо еще, что он не сказал: Марс, мол, увидишь со ста километров… даже дважды, Венеру, Юпитер, само собой…
Стоп. А почему, собственно, я подумал «мы», «нас»?!.. Я что, уже согласился на это безумие?!
«ЧИППИ, ПОДСКАЗКУ!»
«НЕПОЛНОТА ДАННЫХ. ПОДСКАЗКА НЕВОЗМОЖНА».
Так я и думал…
Железяка хренова! Ну зачем ты мне? Зачем?!!
– Оттуда ведь можно и не вернуться, – заметил я.
– Можно. В этом случае, помимо твоего вознаграждения, семья получит пособие. Значительное. По желанию – в валюте. В любом из банков у нас или за границей. При не слишком расточительной жизни хватит лет на сто.
Я снова промолчал, и Максютов истолковал это по-своему:
– Половина суммы будет переведена на твой счет еще до старта. О наследстве или доверенности позаботься сам.
Блин! Да за кого он меня принимает?!
За человека, ответил я сам себе и даже слегка устыдился своей невидимой постороннему глазу вспышки. За самого заурядного, нормального человека с заурядными мыслями, предсказуемыми желаниями и тщательно спрятанными остатками мальчишеской рефлексии. Разве я не такой? Один из восьми миллиардов людей, один из десятков миллионов практически здоровых, выдрессированных дисциплиной и достаточно обученных для дальнейшей подготовки особей. Разве нет?..
Не повезло: оказался одним из уж-не-знаю-скольких, но немногих, вроде бы способных противостоять воздействию Монстра – или попросту не замечаемых им? Один черт… И практический вывод тоже один: лети, парень. Бобик, вон Монстр, фас! Флаг тебе в руки, майор Рыльский, атомный заряд под мышку. Полезай в жестянку со стенками не толще, чем у банки из-под пепси-колы, и лети уничтожать инопланетный зонд, если он откажется от переговоров…
А ведь чую: откажется.
Не спорю, титаново-бериллиевый гроб ничуть не хуже цинкового или деревянного, в титаново-бериллиевом можно даже усмотреть некий шарм, но всему же свое время! Я бы еще подождал, пожалуй, лет тридцать-сорок как минимум.
– Когда назначен старт? – спросил я и сглотнул слюну.
– Последние числа июля следующего года. Еще больше восьми месяцев. Раньше никак не успеть, а позже тоже нельзя: временной коридор наивыгоднейшей траектории – не более двух суток. Упустим окно – придется ждать больше года, понимаешь?
Еще бы не понять. Планеты-то ползут по орбитам. Никому неохота терпеть безобразия Монстра еще год с лишним…
– Сейчас ты мне ничего не говори, сейчас я тебя и слушать не стану… Ты подумай, Алеша. Хорошенько взвесь и прими решение. Но и не тяни. Суток тебе хватит?
Запершило в горле. Я откашлялся в кулак.
– Каковы шансы вернуться?
Максютов вздохнул.
– Законный вопрос, Алексей… Врать не стану, специалисты считают, что шансы примерно пятьдесят на пятьдесят. Сугубо предварительная оценка, конечно. Сам понимаешь, каково просчитать надежность техники в сверхдолгом и сверхсложном полете да еще постараться учесть случайные факторы… Со временем уточнят, насколько это вообще возможно. Это по полету. Ну а сколько процентов отнимет Монстр – этого никто не скажет.
– Понятно, – пробормотал я.
Максютов посмотрел на меня внимательно. И вдруг рявкнул:
– А ну-ка встать!
Я встал. Вернее, вскочил. Головной мозг не действует в таких случаях, да и насчет спинного я не вполне уверен. Мышцы срабатывают сами.
– Тебя не на расстрел ведут, понял? Можешь отказаться. Кто тебя знает: вдруг сумеешь потом доказать себе, что ты был прав? Иди и думай. И запомни: у твоего дублера шансов намного меньше.
