Он был в бешенстве. У феодалов, видите ли, хуторяне пухнут с голоду! Да каждый второй хуторянин, стоит только прижать его как следует, плюнет феодалу в рожу и уйдет на свой страх и риск куда глаза глядят! Что с ним сделаешь? Можно только застрелить, а какой смысл? Так и так оазис надолго останется без ухода, а поле без обработки. Когда еще точка выброса соизволит выплюнуть очередного новичка! Вот и думай, стоит ли осложнять хуторянину жизнь.
Конечно, если народу переизбыток, то… Ну да, в оазисы посадить самых смирных. Овец. Это само собой. Тех, кто годен на роль сторожевой собаки, определить в солдаты или сборщики податей. Волков – истребить или приручить, сделав из них опять-таки сторожевых псов. Больных, слабых и чем-либо опасных – выгнать, чтобы не марать рук. Пусть Плоскость с ними решает. Чересчур умных, глупо-капризных, а с ними и тех овец, кому не хватило места в оазисах, поверстать в носильщики. Провинившихся – в эти, как она назвала… проводники? Хорошее название. Надо думать, это те, кто торит дорогу и долго не живет. И у каждого будет сокровенная мечта: у проводника – сделаться носильщиком, у носильщика – хуторянином, у хуторянина – пожить подольше в безопасном месте да поесть вволю. У настырного и злого хуторянина – стать солдатом, сборщиком, командиром подразделения, а то и наместником провинции.
Стройная система!
Интересно знать, какова сокровенная мечта наместника? Свалить короля и сесть на его место? А сокровенная мечта короля? Удержаться – и только?
Только ли?
Авось станет ясно и это.
Пока ясно вот что: неприспособленные имеют шанс выжить только у феодала. Оксана эта в мини-юбке… Полуприспособленный Николай. Глупо-строптивый Джордж. Потерявший перспективу Патрик. И беспомощный Георгий Сергеевич, настолько интеллигентный и мягкий, что, наверное, даже на эшафоте спросил бы палача: «Вам удобно?»
У короля такие не выжили бы. Здесь все заняты насущным, некогда им мозговать об отвлеченном… Потому и живут, что каждую минуту изо всех сил цепляются за жизнь. Потому и с ума не сходят, что некогда им. Просто живут. И – голову на отсечение – живут в среднем дольше, чем у феодалов-добрячков, феодалов-разумников… Живут – и счастливы уже тем, что живы.
Фома снова сплюнул. Все равно было непонятно: какого рожна королевство остановило свой «дранг нах остен» при столь явном перенаселении? Все-таки боеголовка образумила? Или что?
Ведь есть, наверняка есть способы вести войну на Плоскости, и среди них существует оптимальный. Надо только его найти. Опять же: где его искать, как не здесь? Феодал рассчитывает лишь на свои мозги, зато король может создать хоть постоянный военный совет, хоть даже генштаб. Это что же: за пять лет не выдумано никаких идей для скорой победоносной войны?
Что-то тут было не так, и Фома не мог понять что. Один раз он остановился, размышляя, не повернуть ли восвояси, удовлетворившись уже собранными сведениями, синицей в руке? Да и не такая уж синица… Королевство существует – раз. Более или менее понятны его структура, властная вертикаль, кадровая политика и система пропаганды – два. Судя по отощавшему «базису», «надстройку» королевство содержит неслабую – три. Незаметно никаких признаков близкой агрессии против соседей – четыре…
Поразмыслив еще, Фома отбросил четвертый пункт. «Незаметно» – не довод. Когда оно превратится в «доказано», можно будет повернуть назад. Не раньше.
Задача представлялась непростой, но выполнимой. Добраться до кого-нибудь поважнее пришибленных земледельцев. Взять «языка» и вытянуть из него сведения, не останавливаясь перед крутыми мерами воздействия. Дело того стоило. Защита своих хуторян – важнейшая функция феодала, и баста.
Наступила «ночь» – как всегда, не вовремя. Фома сделал привал, сжевал лепешку и выпил несколько глотков воды. Скинув с плеч раздувшийся рюкзачок, долго решал, что делать с китайским фейерверком. Вроде легкий – а нести неудобно. Шальную мысль поджечь короткий бикфордов хвостик и полюбоваться результатом пришлось, конечно, отвергнуть – сразу, но с сожалением. Мальчишество. Дорого обойдется развлечение. Может, утопить фейерверк в зыбучем песке?
Он закопал картонный барабан в обычный песок, приметив место, чтобы забрать на обратном пути. Отдать хуторянам, чтобы у них уж наверняка не было неприятностей. Если удастся вернуться той же дорогой…
Медленно-медленно тянулось время. До рассвета Фома не рискнул продолжить путь. Он и на своей-то территории предпочитал коротать «ночь» в оазисе, а уж на чужой… Мало ли, что тут натоптанная тропа. Да хоть бы и асфальт! В полумгле признаки ловушек видны хуже, а значит – сидеть! Пока не обнаружен, есть время. Уйма времени.
Он даже подремал немного впрок. Во сне на него пялились пучеглазые рыбы, клейкая глубина не давала всплыть, адским пламенем пылали легкие, и сердце было готово разорваться. Он проснулся с криком и долго-долго лежал, размеренно дыша, пока не ушла пугающая боль в груди.
В положенный срок посветлело, и Фома поднялся. Разровнял яму, оставленную им в песке. Проводил неприязненным взглядом длиннющую – метров на семь – летающую нить, проплывшую невысоко над тропой, и в очередной раз удивился бессмысленному порождению Плоскости. Зачем это все? Кому нужно? С какой целью? Неизвестно даже, что такое эти нити – то ли форма жизни, то ли нет. И почему чем нить длиннее, тем легче она режет все, что попадается ей на пути?
И ответа нет, и докапываться до истины некогда. Остается лишь удивиться себе: феодал-то еще ого-го! Прожил на Плоскости без малого тринадцать лет, поизносился – а еще не окончательно потерял способность удивляться! Как новичок, право слово. Обязательно ему растолкуй, отчего да почему… Если идти от практики, то все проще простого: местные чудеса-юдеса существуют специально для того, чтобы жизнь человеку медом не казалась. Вот и все объяснение, и доступные пониманию аналоги найти несложно. Для чего, скажем, человеческие зубы снабжены нервами? Почему не как у акулы? Есть ли в этом хоть какой-нибудь смысл, кроме оголтелого садизма? Нет, и не ищи.
Через десять минут он заметил людей.
Спустя еще минуту и они заметили его. На полпути к нагромождению валунов, за которыми он попытался укрыться.
Не повезло: люди появились внезапно из-за пологого бугра. Они шли по тропе навстречу ему, вытянувшись длинной цепочкой. Их было пятнадцать, все мужчины.
Правда, только трое из них несли оружие. Но три «калаша» против одного «марголина» – многовато.
Он слышал, как они кричали ему, предлагая подобру-поздорову выйти из укрытия. Потом коротко прогремела очередь, брызнула каменная крошка. В него не старались попасть, да и не смогли бы, его просто пугали. Опять заорали, предлагая образумиться и не валять дурака, а не то… Не дождавшись ответа, перешли от слов к действиям.
Девять человек легли ничком на песок. Трое невооруженных, повинуясь командам, угрозам и тычкам, сошли с тропы и медленно двинулись по расходящимся линиям, нацеливаясь взять валунное укрытие в полукольцо. Шагах в десяти за каждым из них шел вооруженный, стараясь шагать след в след.
