– А с монархами? – спросил Фома, пытаясь нагло улыбнуться.
– У монархов свои закидоны, – равнодушно сообщил Игорь-второй. – Традиционные. Монарх – он и в Африке монарх, и на Плоскости. Ну, ты же историю в школе учил? Про Людовиков хоть помнишь? Мания величия, неприятие критики и все такое. Тоже вредная профессия, зато я знаю, как с этим бороться. Да тьфу! – все основатели династий это знали. Хрен бы они чего построили с нуля, эти Людовики, хоть Пятнадцатый, хоть Четырнадцатый. Нашлись бы другие люди.
– Так ты, значит, намерен основать династию? – ухмыльнулся Фома.
– Уже основал. Наследники есть. Один еще мал совсем, а другой толковый, далеко пойдет. Дальше что?
Фома смолчал. Мысли путались. А в самом деле, что дальше? Ничего, пожалуй.
А на столе перед Его Величеством вдруг появился невиданный круглый предмет, и только когда из него полились звуки, Фома понял, что это плеер. Как ни неуместно было удивление феодала, он удивился: куда же вставляется кассета?
Уйти труднее, чем остаться,
Сломаться легче, чем согнуться.
Забыть труднее, чем расстаться,
А сгинуть – проще, чем вернуться…
– Сечет фишку Щербаков, – сказал король, остановив запись. – Как раз для Плоскости песня. У меня несколько таких. «Чижа» слышал? «Иду в поход, два ангела вперед…» Очень по делу. И я ведь был когда-то феодалом… Хорошее было время. Как детство. И очко играет, и адреналин аж из всех пор сочится, и ответственность всего-навсего за два-три десятка человек. Выжил сегодня, помог выжить еще кому-нибудь – вот и ладно. День да ночь – сутки прочь, а о завтрашнем подумаю завтра. Так, что ли?
Фома молчал. «Попытайся сыграть свою роль как можно лучше».
Как можно лучше…
– Нечего возразить? Что ты знаешь о великих потопах, о синей тьме, о зеркальном безумии, о черном пламени, о распаде сущности, о каменных демонах? О ядовитой саранче, наконец? О песчаном цунами? Я могу назвать еще с десяток подобных бедствий. Конвейер – из того же ряда. Все это уже было, все отмечено в древних записях или дошло в устных пересказах. Почему? Потому что у меня есть люди, изучающие историю Плоскости. Есть архивариусы, археологи, фольклористы и прогнозисты. Существуют повторяющиеся явления, их можно и нужно предвидеть. Это уже много. А предвидя – принимать меры. Это не забота об общем благе?
Фома молчал.
– Какой-нибудь феодал может хотя бы отдаленно приблизиться к такой заботе? Молчишь? Знаешь, что нет. Кто-то там, наверху, время от времени кидает в наше болото камешек и смотрит, как будут расходиться круги. Это его дело. Но мы должны быть готовы. Я хочу быть уверен, что при любом катаклизме кто-то уцелеет. Что придется начинать заново не на пустом месте. Вольных феодалов катастрофа сметет. Королевство выдержит.
– Слишком большое хозяйство? – ядовито спросил Фома. – Не по зубам стихиям?
– Хозяйство порядочное, – не принял иронии король. – Твой феод будет тридцатым.
– Да неужели?
Его Величество соизволил улыбнуться. Улыбка у него вышла почти ласковая и очень снисходительная. Так улыбаются взрослые, разговаривая с несмышлеными, но милыми детьми.
– Будет, будет. И с твоей помощью.
На этот раз его продержали в «тюрьме» полсуток, если не больше. Избавили от наручников, принесли поесть, позволили выспаться. Спалось, правда, плохо. И сон приснился только один: та же вязкая глубина, но всего с одной рыбой – гигантской пятнистой муреной с гастрономическим интересом к беспомощному человеку. После третьего оторванного куска мяса Фома проснулся с сердцебиением.
Гипсовой мурены в камере, разумеется, не оказалось. И неудивительно: спальни никогда не совпадают с оазисами. А если бы совпадали, никому не пришло бы в голову выстроить посреди спальни тюрьму.
Фома подумал, что у короля должны быть доверенные люди для обслуживания спален. Умение хоть как-нибудь, хоть в малой степени управлять снами – это ведь талант. И нужна еще стопроцентная лояльность. Нелегко, наверное, королю с кадрами.
Но если, помучившись, все же подобрать надежных людей – красота! Пусть живут в спальнях, пьют снотворные отвары, как можно больше дрыхнут и не отвлекаются на постороннее. У них только одна задача – спать, вызывая из небытия эфемерные, но полезные вещи. Специальные караваны будут доставлять им пищу и воду и увозить готовую продукцию. Спальня – это же неиссякаемое месторождение, и верх глупости не эксплуатировать его постоянно. Вот он, хозяйский подход! А чтобы надежные люди не спятили со скуки и пересыпа, можно ввести вахтовый метод: один спит в спальне, другой в это время ковыряет тяпкой землю в ближайшем оазисе. И рад: размять мышцы после многодневной сонной вахты – это же одно удовольствие!
Озадачивала неприятная мысль: у королевства есть перспектива. Многие подданные жили хуже, чем самый нищий хуторянин у самого нищего феодала, но многие жили лучше. Со свободой было туго, но кто же выберет голодную смерть взамен сытой несвободы? Да и полуголодное существование все-таки лучше, чем никакого. Все хотят жить.
Но начальство ведь и не возражает! Живи. Живи хорошо, если ты годен на многое. Если амбициозен, упорен, смел и неглуп. Живи похуже, если ты робкая посредственность. И не обижайся, если тебя определят в проводники за то, что ты бездарен и ленив, вне зависимости от уровня твоих запросов. Каждому – свое.
И есть возможность роста! Докажи, что ты способен на большее, дождись вакансии – и можешь претендовать на освободившееся место солдата, сборщика налогов, агронома, строителя, а то и наместника. Выкажи ум, расторопность и преданность – и живи сыто, безопасно и со смыслом. Уже доказано, что королевству по силам преобразовать Плоскость. Вот и преобразуй! Наступай на нее, гадину, арыками и садами. Проектируй каналы. Руду поищи, займись металлургией – не век же пользоваться эфемерным инвентарем!
И наступит время, когда все станут сыты. Если король не соврал, если взбесившаяся точка выброса понемногу успокаивается – оно наступит обязательно. Оазисы сольются. Люди позабудут о ловушках и подлянках, зато вспомнят о средствах транспорта и коммуникации. На Плоскости появится почти все, что есть на Земле. И это не будет застывший мир – это будет развивающийся мир благодаря новичкам, приносящим знание из Большого мира…
Если только не будет вмешательства «сверху». Если Экспериментатор не решит, что эксперимент выходит из-под контроля.
Но кто из людей может знать смысл эксперимента? Цели Экспериментатора туманны. Может, он изучает социальное поведение людей? Изменит какую-то мелочь – например, производительность одной точки выброса – и смотрит, какую социальную модель родят в мучениях эти двуногие чудики, какую форму общественных отношений они в конце концов сочтут оптимальной в данных условиях. Почему бы нет?
А надоест – нашлет синюю тьму, ядовитую саранчу или использует еще какой-нибудь ластик, чтобы все стереть и начать заново…
