– Отец?– переспросил Форрест.– Отец делал ставки?
– Ага.
– Так вот куда кануло мое наследство. Что не успел раздать –
спустил в казино.
– Ну уж нет. Ройбен был грамотным игроком.
Рэй изумился. Услышанное несколько облегчило его душу. Так,
на самую малость. Даже если судье удивительно везло, то вряд ли он мог, всего
раз в неделю посещая казино, сколотить целое состояние.
Черт, разговор с Гарри Рексом было необходимо продолжить.
Глава 13
Предчувствуя скорую смерть, педантичный судья навел
идеальный порядок в своих бумагах. Почти все они были аккуратно разложены по
ящикам письменного стола.
В верхнем лежали накопившиеся за десять лет корешки справок
о движении денег на банковских счетах. Второй ящик содержал копии налоговых
деклараций и шесть толстых конторских книг с подробными записями: кому, когда и
какая сумма была пожертвована. Третий, самый объемистый, заполняли десятки
коричневых конвертов размерами чуть больше почтового. На каждом имелся
надписанный рукой судьи ярлычок: «счета от врачей», «счета за телефон»,
«коммунальные платежи», «деловая корреспонденция», «переписка с пенсионным
фондом», «неоплаченные счета» и так далее. Рэй скользнул взглядом по ярлычкам,
но вскрыть решил лишь конверт с неоплаченными счетами. В единственной
оказавшейся внутри квитанции значилась сумма в тринадцать долларов восемьдесят
центов за ремонт газонокосилки. Датирована квитанция была предыдущей неделей.
– Не очень-то это красиво – рыться в бумагах покойного,–
заметил Гарри Рекс.– Как будто подглядываешь в замочную скважину.
– Следователь тоже копается в чужих вещах, ищет ключ к
разгадке тайны,– буркнул Рэй.
Оба стояли у противоположных концов стола, уже без
галстуков, с закатанными по локоть рукавами, извлекая из казавшихся бездонными
недр стола все новые кипы бумаг. Форрест, по обыкновению, взял на себя наиболее
ответственную часть работы – послеобеденный отдых. После трех банок выпитого
после еды пива он устроился в кресле-качалке и безмятежно посапывал.
Во всяком случае, младший находился под присмотром, хотя
вполне мог, как случалось до этого множество раз, сгинуть в очередном кутеже.
Не найди он в себе силы добраться до храма, никто бы в Клэнтоне и не удивился.
Одной черной меткой на репутации больше – кому какое дело?
Последний, самый нижний ящик оказался набитым милыми сердцу
старика безделушками: старыми перьевыми ручками, булавками для галстука, курительными
трубками, памятными значками участника различных конференций, выцветшими
фотографиями, среди которых обнаружились две детских – Рэя и Форреста. Под
листом картона лежали брачный договор и свидетельство о смерти матери. С
обратной стороны к нему полоской скотча был прикреплен вырезанный из номера
«Клэнтон кроникл», городской газеты от 12 октября 1969 года, некролог. Пробежав
глазами текст, Рэй осторожно отделил вырезку и протянул ее Гарри Рексу:
– Помнишь мою мать?
– Да. Ходил на похороны. Славная была женщина, но так и не
смогла завести у нас друзей.
– Почему?
– Видишь ли, она же родилась в Дельте, а уроженцев Дельты
здесь считают белой костью. Именно такую судья и хотел взять в жены, хотя
местные посматривали на нее косо. Сама она считала, что выходит замуж за
большие деньги. Никто бы не назвал семью твоего отца бедной, однако настоящим
богатством там не пахло. Чтобы ощутить себя чуточку выше окружающих, бедняжка
работала не покладая рук.
– Ты тоже ее недолюбливал.
– Это правда. Миссис Этли считала меня деревенщиной.
– Понимаю.
– Ты знаешь, Рэй, я всегда уважал судью, но слез на
похоронах его супруги пролилось очень мало.
– Не стоит сейчас о похоронах.
– Прости.
– Что говорилось в составленном тобой завещании?
Гарри Рекс положил некролог на стол, опустился в кресло,
повернул голову к окну и медленно заговорил:
– Судья намеревался продать имение и передать вырученные
средства в доверительную собственность. Я становился доверенным лицом с правом
распределения финансов между наследниками. Но первая сотня тысяч
предназначалась на то, чтобы выкупить особняк. Судья хотел передать дом в твою
безраздельную собственность. Считал, что именно эту сумму задолжал Форрест.–
Гарри Рекс кивнул в сторону качалки.
– Какой абсурд!
– Я пытался отговорить его…
– Слава Богу, что завещание сожжено.
– Воистину. Судья и сам сознавал нелепость сложившейся
ситуации. Он всего лишь рассчитывал спасти Форреста от него самого.
– Такие попытки отец предпринимал в течение двадцати лет.
– Он продумал каждую мелочь. Особняк был завещан только
тебе. Естественно, подобный оборот вызвал бы новые распри. Затем судья вдруг
понял: жить здесь ни один из сыновей все равно не станет, и попросил меня
составить завещание, по которому имение передавалось бы церкви. Я выполнил
просьбу, однако судья отказался подписать окончательный вариант. Дело, видишь
ли, заключалось в том, что Палмер вступил с ним в дискуссию по вопросу смертной
казни. Старик пришел в ярость. Сказал, пусть лучше имение после его смерти
продадут, а деньги пожертвуют какому-нибудь благотворительному обществу.
Гарри Рекс с хрустом потянулся. В свое время он перенес две
серьезные операции на позвоночнике и уже не мог долго оставаться в одной позе.
Сложив на груди руки, он продолжал:
– Думаю, судья призвал тебя с Форрестом потому, что хотел
обсудить, как лучше поступить с имением.
– Зачем тогда было сочинять последнее завещание?
– Этого мы уже никогда не узнаем. Может, его замучили боли.
Может, сказалась привычка к морфию, со стариками такое случается. Может,
чувствовал приближение смерти.
Рэй глянул в зрачки генерала Натана Бедфорда Форреста, уже
почти столетие сверлившего кабинет судьи суровым взглядом с портрета. Отец, без
сомнений, сознательно выбрал в качестве своего смертного одра кушетку – герой
Гражданской войны наверняка оказал ему моральную поддержку в последнюю минуту.
Генералу на портрете было известно все: точное время и причина смерти судьи,
тайна происхождения денег, имя полночного грабителя.
– А Клаудии он хотя бы раз что-нибудь отписал?
– Нет. Он не забывал обиды, сам знаешь.
– Утром Клаудиа заходила сюда.
