Чуть в стороне от «лира» разворачивалась «бонанза», та
самая, о которой вот уже третий месяц мечтал Рэй.
– Вот она, твоя красавица,– сказал Ньютон.
– Если бы моя…
Пилот «бонанзы» остановил машину, и, когда на поле стих рев
двигателей, Фог добавил:
– Я слышал, ее хозяин сбросил цену.
– Намного?
– На двадцать пять. Четыреста пятьдесят тысяч даже для этого
совершенства несколько чересчур.
Выбравшись из-за штурвала, пилот начал выгружать на бетонную
полосу туго набитые сумки. Фог задрал голову к небу, время от времени поднимая
к глазам руку с часами. Рэй не отводил взгляда от изящных обводов фюзеляжа.
– Почему бы нам ее не опробовать?– задумчиво спросил он.
– «Бонанзу»?
– Да. За сколько ее можно взять в аренду?
– Надо бы поторговаться. С хозяином я знаком.
– Уточни у него, всего на один день. Слетаем в Атлантик-Сити
и назад.
Ньютон мгновенно забыл о надвигающейся грозе.
– Ты серьезно?
– Абсолютно. Я же ничего не теряю.
Кроме самолетов, Фога в жизни интересовала только игра в
покер.
– Когда?
– Послезавтра, в субботу. Утром – туда, вечером – обратно.
Внезапно Ньютон замкнулся, бросил взгляд на часы, с тревогой
оглядел горизонт.
– «Янки-танго» на подлете!– прокричал из окошка
диспетчерской Дик Докер.– В десяти милях!
– Слава Богу,– пробормотал Фог и, подхватив Рэя под локоть,
зашагал к «бонанзе».– Значит, говоришь, в субботу?
– Да, на весь день.
– Узнаю. Думаю, мы договоримся.
Ветер немного стих, и «янки-танго» благополучно совершил
посадку. Фог хмыкнул, губы его растянула улыбка.
– Выходит, ты не прочь рискнуть, а, Рэй?
– Так, по мелочи. Одна скромная партия в блэкджек.
Глава 17
Тишину позднего утра пятницы разорвал звонок в дверь. Рэй
неохотно выбрался из постели: все еще давала себя знать накопившаяся за четыре
дня усталость. Ничего, пара чашек крепкого кофе приведет его в норму.
Почтальон вручил Рэю бандероль от Гарри Рекса. Внутри
увесистого конверта из плотной коричневой бумаги оказались письма и газетные
вырезки. Разложив корреспонденцию на обеденном столе, он начал с вырезок.
«Клэнтон кроникл» вынесла на первую полосу парадный фотоснимок судьи Ройбена В.
Этли в строгой черной мантии, с молоточком в руке. Сделан снимок был лет
двадцать назад: волосы у судьи густые, седины почти незаметно, да и мантия еще
не болтается на его сухопарой фигуре, как на вешалке. Заголовок извещал: «ОН НЕ
ДОЖИЛ ГОДА ДО СВОЕГО ВОСЬМИДЕСЯТИЛЕТИЯ». Из трех статей на первой полосе одна
представляла собой пышный некролог, в другой воспоминаниями о великом человеке
делились его друзья, третья перечисляла имена тех, кого щедрая рука судьи
успела облагодетельствовать.
На снимке в «Форд-каунти таймс» Ройбен Этли выглядел уже
намного старше. Репортер застал его сидящим на крыльце особняка, с трубкой в
руке и – немыслимое дело!– улыбающимся. В длинном вязаном жилете судья
напоминал добродушного дедушку. По-видимому, корреспонденту удалось разговорить
его, и старик согласился поведать гостю о перипетиях Гражданской войны, о своем
кумире Натане Бедфорде Форресте. В подписи к фотоснимку редакция прозрачно намекала
на готовую к выходу из печати книгу о генерале и тех жителях округа, что стояли
с ним в те давние годы плечом к плечу.
Во всех публикациях, когда-либо посвящавшихся судье, речь
крайне редко заходила о его сыновьях. Упомянуть одного означало не обойти
вниманием и другого, а вспоминать о Форресте почиталось среди жителей Клэнтона
дурным тоном. Горожане понимали друг друга без лишних слов: с младшим судье не
повезло.
Но ведь все могло быть иначе, подумал Рэй. Отец осознанно
отказался от общения с сыновьями. Служа согражданам, он привык жертвовать не
только деньгами, но и временем, которое принадлежало его собственной семье.
К душе подступило чувство печали, хотя в эту пятницу Рэй
никак не рассчитывал грустить. Он превосходно держался пятью днями раньше,
когда обнаружил в кабинете безжизненное тело судьи. В моменты испытаний
откуда-то брались силы, он закусывал нижнюю губу, поднимал поникшую было голову
и действовал. А теперь, когда Клэнтон остался далеко позади, душу вновь
охватила тоска.
Послания друзей Гарри Рекс нашел в абонентской ячейке на
почте, в почтовом ящике особняка, а несколько штук ему передали из канцелярии
суда. Часть писем была адресована Рэю и Форресту, на других в качестве
адресатов значились «члены семьи». Писали юристы, выбравшие своей стезей
служение закону исключительно благодаря блистательной, незаурядной личности
Ройбена В. Этли. Писали разведенные супруги, усыновленные дети, их приемные
родители, писали вышедшие на свободу преступники – все те, в чьих судьбах
оставил свой неизгладимый след судья. Вместе с ними скорбели о потере его
коллеги, однокашники, политики, которым на протяжении десятилетий он помогал по
мере сил.
Но самыми красноречивыми были облагодетельствованные отцом
сограждане. Они многословно, почти в одинаковых выражениях превозносили
безграничную щедрость судьи, драматическим образом изменившего их жизнь.
Как мог столь бескорыстный филантроп оставить после себя
спрятанные под стеллажом три миллиона долларов? Не раздал ли денег больше,
нежели спрятал? Болезнь Альцгеймера? Старческое слабоумие? А часто ли вам
приходилось слышать о скромных пенсионерах, сумевших, несмотря на старческую
немощь, накопить огромное состояние?
Прочитав два десятка писем, Рэй решил сделать перерыв и
вышел на балкон. Улица внизу была запружена деловито спешившими куда-то
пешеходами. Отец ни разу в жизни не видел Шарлотсвилла: несмотря на то что сын
неоднократно приглашал навестить его, судья категорически отказывался хоть на
день покинуть родовое гнездо. Вместе они не совершили ни одной поездки. Они
вообще ничего не успели – вместе.
