– У Форреста. Или тот, что я набрал, самый надежный?
– Самый. Почти все время он торчит тут.
– В таком случае передавай ему привет.
Познакомился с ней Форрест в клинике. Элли привело туда
чрезмерное увлечение спиртным, брата – стойкая зависимость от наркотиков. В то
время Элли весила девяносто восемь фунтов
[13]
и уверяла знакомых, что живет
исключительно водкой. Врачи сделали свое дело. По выходе из клиники она утроила
свой вес и лишь Богу известным способом умудрилась увлечь собственным примером
Форреста. Став ему скорее матерью, чем подругой, Элли поселила Форреста у себя.
Рэй не успел отойти от телефона, как раздался звонок.
– Мое почтение, братец. Искал меня?
– Поиски начал ты. Как дела?
– В общем-то все было в норме, пока не пришло письмо от
старика. Ты тоже получил весточку?
– Сегодня.
– Похоже, он по-прежнему считает себя судьей, а нас –
набедокурившими мальчишками, а?
– Он всегда будет оставаться судьей, Форрест. Ты говорил с
ним?
Брат хмыкнул, и в трубке повисло молчание.
– Последний раз я звонил ему года два назад, а навещал
родные пенаты уже и не помню когда. Не уверен, что появлюсь там в это
воскресенье.
– Появишься.
– Вы общались?
– Три недели назад. Он позвонил сам. Голос был никакой.
Наверное, отец скоро уйдет. По-моему, тебе следует серьезно подумать о…
– Прекрати, Рэй. Обойдись без лекций.
Некоторое время оба молчали. Еще подростком познав вкус
наркотиков, Форрест за долгие годы устал выслушивать бесконечные увещевания и
добрые советы.
– Извини,– сказал Рэй.– Словом, я приеду. Каковы твои планы?
– Постараюсь.
– Ты в завязке?
Вопрос звучал не очень деликатно, однако для обоих являлся
рутинным, чем-то вроде «Как погода?». Ответ Форрест дал с присущей ему
прямотой:
– Сто тридцать девять дней, братец.
– Превосходно.
Превосходно… Каждый проведенный Форрестом без наркотиков
день действительно мог считаться праздником, но, когда подсчет ведется в
течение двадцати с лишним лет, праздновать уже нечего.
– К тому же я работаю,– с гордостью добавил брат.
– Отлично. Кем?
– Консультирую местных лекарей, которые отбивают хлеб у
больниц и «скорой помощи». Составляю за них налоговые декларации и беру
процент.
Ну и убогая работенка, подумал Рэй. Но если Форрест хоть
чем-то занят, то это уже достижение. За свою жизнь брат успел потрудиться
судебным приставом, служащим архива, налоговым инспектором, сотрудником
охранного агентства, частным детективом – то есть истоптать все низшие
ступеньки карьеры дипломированного юриста.
– Что ж, неплохо.
Форрест затянул бесконечную и, как всегда, нудную историю о
каком-то своем клиенте. Рэй оставил ее без внимания. Одно время брат работал
даже вышибалой в стриптиз-баре, правда, недолго: будучи дважды избитым в
течение ночи, он почел за благо уволиться. Вскоре после этого Форрест приобрел новенький
«харлей-дэвидсон» и целый год гонял на мотоцикле по Мексике. Откуда взялись
деньги, осталось тайной, покрытой мраком. Затем в Мемфисе он нанялся к некоему
толстосуму – выбивать из нерадивых должников долги, но вновь доказал свою
несостоятельность: силовые методы решения проблем были ему не по зубам.
Брату в голову не приходило подыскать себе достойное и
вполне легальное занятие. В ходе первого же собеседования очередной
потенциальный работодатель с ужасом узнавал о двух связанных с наркотиками отсидках,
причем обе имели место еще до того, как Форрест достиг совершеннолетия. На этом
собеседование обычно заканчивалось.
– Собираешься звонить старику?– спросил он.
– Нет. Поговорим в воскресенье,– ответил Рэй
– Когда ты думаешь быть в Клэнтоне?
– Не знаю. Наверное, где-то около пяти. А ты?
– По-моему, он и настаивал на пяти. Так?
– Так.
– Значит, я подъеду к половине шестого. До встречи.
Минут сорок Рэй просидел возле телефона, решая, стоит ли
все-таки позвонить отцу. Но какой смысл? Все, что будет сказано сейчас, можно
сказать позже и не в трубку. Отец не выносил телефонные разговоры, особенно те,
ради которых приходилось жертвовать драгоценными мгновениями сна. На поздние
звонки он предпочитал вообще не реагировать. Если же и удостаивал абонента
словом, то звучавшая в его голосе враждебность тут же заставляла человека
пожалеть о том, что он набрал этот номер.
Одет судья будет в черные брюки и белоснежную рубашку с
крошечными дырочками на груди, прожженными сыпавшимся из трубки пеплом. Ткань
должна хрустеть от крахмала – других рубашек судья не признавал. Одна сорочка
служила ему примерно десятилетие вне зависимости от количества дырок и пятен.
Раз в неделю за ней приезжали из ближайшей прачечной. Под стать рубашке и
галстук, темный, в узкую полоску и со строгим узлом. Другой обязательный
атрибут отцовского облика – синие подтяжки.
Встретит судья сыновей в кабинете, сидя с невозмутимым видом
за столом под портретом генерала Форреста. Приветствовать их на крыльце?
Никогда. Пусть видят: он по-прежнему занят, даже в воскресенье. Прибыли? Будьте
любезны подождать.
Глава 4
Дорога до Клэнтона занимала примерно пятнадцать часов – с
учетом того, что двигаться приходилось по переполненной трейлерами
четырехполосной автостраде и подолгу выстаивать в пробках при приближении к
небольшим городкам. Если поспешить, весь путь можно проделать за один день. Но
Рэй никуда не спешил.
Бросив сумку с одеждой в багажник «Ауди-ТТ», двухместной
спортивной модели, купленной всего неделю назад, он выехал из Шарлотсвилла.
Прощаться Рэю было нс с кем: его местонахождение коллег, приятелей особо не
интересовало. Для себя он твердо решил ни при каких условиях не нарушать
скоростной режим и по возможности держаться в стороне от автострады. Главное –
избежать заторов. На кожаной подушке соседнего сиденья лежали дорожные карты,
термос с крепким кофе, три тонких кубинских сигары и пластиковая бутылка
минеральной воды.
