Андрюша был ласковым и неторопливым автором моего первого в жизни оргазма. Всему, что я умею в постели, научил он. Этот наставник не ограничивался сексом. Я жила у него, он кормил меня, одевал и баловал подарками. Сам читал запоем и меня пристрастил. И еще часами со мной разговаривал! После него у меня с мужчинами было много чего. А спокойного долгого общения и разговоров на любые темы не случилось.
Казалось бы, живи и радуйся. Но я бесилась. Ох, как я бесилась. У него возле телефона лежала записная книжка с десятками имен, фамилий, адресов, номеров. Сначала я ее с изумлением листала – сколько контактов у человека. Даже учитывая его возраст, многовато получалось. Надо было беречь каждого встречного-поперечного, чтобы она так распухла. А потом уж стала замечать, что в мое отсутствие он принимает гостей – в сушке оказывались то бокалы, то чашки и десертные тарелки из сервиза. Чудеса! Я должна была стесняться показывать ровесникам старика, а не он прятать от своих, пожилых, молодую девушку. Молчала только из гордости: не считает достойной, и не надо. Но как-то высказала свою обиду. «Для начала познакомься с ними заочно», – предложил он. И каждый вечер я выбирала из книжки имя, а он рассказывал про этого человека. Господи, чего только с его друзьями не случалось. И всегда они проявляли лучшее качество – доброту. Вот просто добрыми были, просто помогали людям в беде, не натужно, не в ущерб себе, а как-то естественно и даже весело.
Когда случалось забегать в общагу, я пересказывала все девчонкам. Иногда, наслушавшись, вся комната ревмя ревела от умиления. Особенно любили историю о том, как бизнесмен Антон Красильщиков подарил начинающей журналистке пишущую машинку. Ее все приятели послали. Даже у себя напечатать статью не разрешили. У каждого нашлась причина. А Красильщиков заметил, что женщина плачет, усадил в свой «Мерседес», выслушал. Потом принес машинку и подарил. И ничего взамен не требовал. И у девушки отличная карьера сложилась после этого.
В общем, шло к тому, что Андрюша пропишет меня у себя, завещает квартиру или вдруг да женится. А он как-то днем пришел с работы, приготовил нам ужин, лег отдохнуть до моего возвращения и умер во сне. Я нашла его уже остывающее тело. Бросилась звонить распрекрасным друзьям. И выяснилось, что таковых не существовало – трубки поднимали какие-то левые чуваки, то есть другие граждане. Андрюша их всех выдумал, не захотел признаваться, что абсолютно одинок. Когда я стала доставать его вопросами, начал имитировать вино– и чаепития. А «выдать» что-нибудь про любого персонажа ему было легко. Московский книгочей и девочка со средним специальным образованием из провинции… Не могла я догадаться, что слушаю сказки…
Думала, все улеглось и успокоилось. Но вот пишу и не могу… Одно дело по крохотным кусочкам вразнобой это припоминать, а другое – последовательно целиком. Конечно, в итоге пришлось среди ночи беспокоить Анну Юльевну. Она посоветовала, что делать.
Так накрылась медным тазом моя двухкомнатная квартира с ремонтом. Я вернулась жить в общежитие и проклинать себя, невезучую доверчивую идиотку.
Кирилл.
Мразь – вот его сущность. Как этого подлеца зовут на самом деле, я не имею представления. Он играл в свои игры и врал мне с первой секунды знакомства. Нет, сначала искал меня в поликлинике и общаге, выслеживал около клиники и дома, изобретал повод заговорить, а потом только врал. Корыстный лживый выродок. Преступник. А я влюбилась до безумия. Никогда никого так не любила ни до, ни после. Это был маниакальный психоз, я бредила обаятельным скотом круглосуточно. Дышала полной грудью только при нем, а без него обмирала и часто забывала вдохнуть. Не-ет, любовь в первой стадии – не душевная болезнь. Там душа вообще не задействована, только то, что ниже живота. Может, потом неуемная жажда быть вместе поднимается выше, к сердцу. Не успела выяснить.
Моя квартирная хозяйка тогда надолго уехала, и Кирилл перебрался ко мне в комнату. Как заливисто пел про Пражский университет и раскладушку у строгой тетушки, гад. Якобы студент, торчал дома, пока я работала в клинике, в операционной. А вечером у него чередовались приступы страстного желания близости и нуднейшей ревности. Он будто доставлял наслаждение и тут же наказывал за него допросом: «Кто у тебя был до меня? Сколько? Каких?» Я рассказала про Андрюшу, чтобы отвязался. Нельзя же соперничать с покойным пенсионером. Он непоправимо слетел с катушек. Умер? Сам? Значит, ты его не бросала, значит, все еще любишь? Наверняка взяла на память ту дурацкую записную книжку. И, если не признаешься, значит, действительно не забыла развратного старикашку.
Потушить этот пожар не удавалось. Надо было бросить в огонь свое последнее и ждать, когда все сгорит дотла. Книжку я действительно взяла. Но развлекать молодого бугая великим одиночеством Андрея, смотреть, как он с глумливой небрежностью листает страницы, было невмоготу. Еще потребует торжественно уничтожить этот кусок прошлого, к которому не имеет отношения. Я ведь не только Андрюшу предала бы, но и себя. Пришлось купить в магазине обычный блокнот и сделать то, что когда-то сделал Голубев, – вписать любые имена, фамилии, адреса и номера. Из сочиненных им персонажей я помнила только Антона Красильщикова, который изящно выручил несчастную журналистку. Его я внесла в свою подделку с удовольствием, снабдив адресом пустующего дома в соседнем дворе. Не мудрствуя лукаво, поселила парня в третью квартиру – видела на ней роскошную старинную латунную табличку с номером, когда заглядывала в подъезд. Потом старила бумагу обломком кирпича, желтила горячим утюгом, царапала обложку иголкой и добилась нужной потрепанности. Утром выложила результат вечерних трудов на стол, дескать, ладно, твоя взяла, упрямец Кирилл. И ушла на работу.
Возвращалась чуть раньше, чем обещала. И во дворе увидела, как любимый со своей набитой сумкой поворачивает за угол. Я поняла, что он бежит от меня. Кинулась за ним. Он дошел до «дома Красильщикова». Москвичей-то из него выселили, но гастарбайтеры с ближайшей стройки жили припеваючи. Сначала поселились мужчины в одной комнате. Человек десять. Потом их стало гораздо больше, и они заняли все этажи. Чуть позже появились женщины с детьми. Пестрая компания – кто в джинсах, кто в короткой юбке, кто в шароварах, платье-балахоне и платке. Перед полицейскими рейдами их предупреждали. И тогда они толпились в нашем дворе. Стояли или сидели на корточках тихо-тихо. А через полчаса спокойно возвращались к себе. Почему я затормозила и вспоминаю ерунду? Мне до сих пор неприятно думать о том, что произошло дальше. В открытое окно я тупо наблюдала: Кирилл ворвался в третью квартиру, в кухню, выдрал вентиляционную решетку и долго щупал пустоту… Не выдержав странного зрелища, я понеслась домой. Вещи Кирилла исчезли. На полу валялась записная книжка. Из нее был вырван единственный листок. Разумеется, с адресом Антона.
Через минуту вернулся мой окончательно свихнувшийся любимый. Он вопил гнусные ругательства и требовал оригинал. Я держалась твердо: у меня его нет, остался возле телефона Андрея Валерьяновича. Да, каюсь, подделала, чтобы угодить ему, Кирюше. Думала, угомонится. И будем мы жить долго и счастливо. Я не призналась, что следила за ним. Не от большого ума. Просто тогда было важнее неумолчно клясться ему в любви. Он озверел и со всей дури вцепился в мое горло. Задушил бы, гад. Я уже теряла сознание. Но тут маленький и трусливый двортерьер Журавлик, которого хозяйка оставила на мое попечение, вполз в кухню и отвлек убийцу. Журавлику самое место в перечне благодетелей. Он мне жизнь спас. Кирилл сбежал. Я еле оклемалась.
