А в пятницу ничего не помешало инженеру Коле осуществить план недельной давности. Тут обошлось без томительного поиска общих тем и испытания бездомными. Просто трепались в его манере – находить смешное во всех и додумывать про них всякие нелепости. Как ни крути, общение тоже запускали и подпитывали внешние раздражители. И снова Катя запретила себе привередничать: «Не торопись. Так сложилось, что ты забыла этот тип мужчин. Вспомни, будь добра. Москва, твое начало в ней. Они были повсюду. Здоровые, веселые и абсолютно нормальные. Егор с Колей уже поднялись выше, окрепли, посерьезнели. Очень тебя уважают. И теперь есть за что. А те самонадеянные, напичканные интернет-пошлостями, поголовно «занимающиеся бизнесом» юноши, тянущие медсестричку из глубинки на задние сиденья подержанных иномарок, хотели трахнуться без разговоров. И что делать? Где возьмешь свежего Мирона или нового Ивана? И нужно ли тебе повторение пройденного? Дай ты людям раскрыться, заговорить от души. Может, они не хуже, просто стесняются».
Трифонова полагала, что разберется, с кем будет встречаться, а кого отпустит, чтобы не терял с ней времени. С первого же раза сообразит. Ну, или сердце подскажет, хотя ничего глупее таких подсказок на свете нет. Они для того и существуют, чтобы разум потом констатировал: «Ты – дура». В общем, знаменитая женская интуиция – это всего лишь средство от женской же самонадеянности. Другое дело – женский ум. Вот это что-то с чем-то. Он цепкий, разбивающий на составляющие любое целое и анализирующий эти мельчайшие детали. Правда, собирать все потом воедино большинству неинтересно. Да и не поймешь уже, откуда вытащила эту забавную пружинку, а откуда это маленькое колесико. Но те, кто не ленится, воистину дадут сто очков вперед любому мужчине.
Как бы то ни было, ни сердцем, ни умом Катя между Егором и Колей не выбрала. Пришлось соглашаться поужинать еще и с тем, и с другим. Она только усложнила задачу инженеру: перенесла свидания с пятницы на субботу. Слишком удобно ему было встречаться с ней в тот единственный день, когда он работал в клинике. Кроме того, что там с Колей получится, было неизвестно, а Петер с Иваном имели право на вечер, к которому сама же Трифонова их и приучила. Ее привычка не лгать даже тем, кого ее бабушка церемонно называла то «кавалерами», то «ухажерами», заставила сказать честно:
– Коля, извини, я понимаю, мы, москвичи, люди занятые. Но я не могу сразу после работы переключаться на тебя. Не могу не уважать твоих усилий. Ты стараешься, заказываешь столики, продумываешь маршруты прогулок, а я еле живая в рабочей одежде и обуви тебе сопутствую. С удовольствием, поверь. Но дай мне возможность соответствовать.
Трифонова никогда еще не видела в буквальном смысле слова вылезших на лоб мужских глаз. Впрочем, женских тоже. «Я что-то совсем не то ляпнула?» – с тревогой подумала она. Бедная Катя! Такой градус откровенности мужчина, привыкший, что с ним все играют в какие-то игры, был просто не в состоянии вынести. Ее искреннее желание вознаградить его за старание человеческим обликом и свободной от мыслей о работе головой лишало разума. Нет, серьезно, должна, просто обязана делать вид, что снисходит и так далее. Сказала: «Не хочу в пятницу. Так и быть, сделаю одолжение в субботу», он бы принял с радостью и благодарностью. А она: «Дай возможность соответствовать»… Чуть оклемавшись, Коля подозрительно хриплым голосом ответил:
– Я ведь думал, что тебе так удобнее. Прости великодушно. Когда скажешь, тогда я и буду готов… То есть я теперь всегда готов, Катюша.
И его простодушное «теперь» доказывало, что эти два сапога – пара.
С Егором было проще.
– Когда ты сможешь встретиться в следующий раз? А, стрекоза на ромашке? – весело спросил он, прогнав бомжа и доставив Трифонову к калитке ее дома.
– Кто? – удивилась девушка.
– Стрекоза на ромашке. Как только впервые тебя увидел, сразу это пришло в голову. Ожидал встретить матерую тетку, «сидящую на дефиците», а тут ты… Такая… Думал, поужинаем, поговорим, и пройдет. Какое там, наоборот: все стрекозистее и стрекозистее, все ромашистее и ромашистее.
– Ты с концами на зеленый луг не уходи, а то потеряешь трудоспособность. Когда у человека собственное дело, нельзя отвлекаться надолго, – посоветовала Катя.
Егор восторженно расхохотался. Тоненькая глазастая стрекоза с ромашки заботилась о процветании его фирмы, его любимого детища, его гордости и надежды! Хотя по законам романтического жанра должна была именно завлекать его в луга, в поля, в березовые перелески, на берега чистых озер. Вот она порхает, а он с сачком носится за ней, носится. И рано или поздно обязательно поймает. Вынет из сетки, перепуганную, трепещущую, и нежно скажет: «Не бойся, маленькая красавица». А она говорит: «Не уходи на луг с концами». Нестандартная девушка, какое счастье!
Так у Кати Трифоновой оказались заняты суббота Колей, воскресенье Егором. Но, к собственной досаде, и со второго раза ей не удалось сделать выбор. Не то чтобы парни сильно отличались друг от друга. Скорее наоборот, были слишком похожи. Сначала Катя решила, что с Колей, учившемся в Германии, будет приятно мысленно прогуливаться по любимому обоими Берлину. Но оказалось, что и Егор был там не раз, и тоже любит город. И с ним по Берлину гуляй не хочу. Перед Трифоновой были обычные современные горожане – умные, живые, много работающие и вынужденные из-за этого отдыхать мало, но интенсивно. Рыжий Коля был чуть степеннее. Егор казался более легкомысленным, но девушка не обманывалась. Его «исчезни, мразь» она помнила хорошо. «Просто удивительно, – думала несколько растерявшаяся главная медицинская сестра крупной частной клиники. – Вот любила я Кирилла как ненормальная. И в нем одном было всего с избытком. А тут два отличных парня, и в каждом чего-то не хватает. Чего именно, понять невозможно. Не иначе моей хотя бы влюбленности, которая и дополнит это непонятно что».
И еще кое о чем думалось Кате Трифоновой. Она любила, ох, как любила. И понимала, что больше не в силах ждать любви. Готова была просто выйти замуж за «порядочного мужчину». Тогда не проще ли было сделать это с Мироном Стомахиным три года назад? А что? Он ее боготворил. Секс у них был отменный. Мучений с квартирой она избежала бы. Егор с Колей по сравнению с Мироном не бедные, а нищие бесперспективные лузеры на веки вечные. И еще неизвестно, захочет ли хоть один из них на ней жениться. Она не жалела ни о чем, только напряженно размышляла, не проще ли было бы. Встреть она того самого, любимого до безумия, малейшего сомнения бы не возникло. Но если все равно кончилось принципом «лишь бы человек был хороший», потому что рожать пора, то вопрос зудел, как комар. Самое мерзкое – ждать, пока этот кровосос укусит, и можно будет с мазохистским наслаждением шлепнуть себя по щеке, размазав по ней каплю собственной кровушки.
«Стоп. Во-первых, когда и как ты могла «встретить любовь», если те же три года не отлипала от компьютера и училась как проклятая? – обратилась к себе Трифонова с некоторой суровостью. – Главный тоже спросил: “Зачем?” И правда – зачем? Зачем тратила молодость? А затем, чтобы уверенно чувствовать себя на своем месте. Прихожу в клинику и не то что главного врача или владельца, черта лысого не боюсь. Во-вторых, противопоставим три года с Мироном и восемь дней с Иваном. Да пошел этот Стомахин на фиг! Мы с Иваном дышали друг другом. Тот миг понимания, что лучше никогда не будет, что даже с ним такой накал больше невозможен и необходимо расстаться, неповторим. Мы ведь даже не успели осознать, любим – не любим. Первый раз в жизни не до определений состояния было. И кстати, Иван гораздо богаче Мирона. У того все в семье, а у этого – все только его. Вот так».
