Станислав поднял голову и попытался определить, в каком окне недавно зажегся свет. Не смог и оббежал квартал по часовой стрелке. Потом против нее. Не помогло. Он двинулся в свою квартиру с четким намерением завтра же убраться восвояси. Нет на свете женщин, которые не опускаются. Одни часто, другие редко, но уровня собственного таланта и амбиций не выдерживает никто. Жаль, он почти поверил, что случайно нашел единственную.
Пока Станислав, забыв про мужское достоинство, метался по продуваемым улицам и позорил роскошные седины, выискивая, кого бы придушить, чтобы утихомирить ярость, истомившиеся любовники удачно сыграли первый акт. Оба остались довольны собой и друг другом. Впереди была ласковая ночь и трогательное утро. Коля глубоко заснул под боком Кати, но через пять минут вскочил и понесся в кухню ставить чайник. Принес две чашки кипятка. Выскочил в прихожую, долго рылся в карманах своей куртки, вернулся с двумя пакетиками – растворимый кофе для себя и зеленый чай для девушки. «Он по-своему заботливый, – подумала она. – И неутомимый. Просто реактивный какой-то сегодня. Его еще на воскресенье запросто хватит. А мне казалось, что Егор гораздо подвижнее во всех смыслах».
Ей было тепло и удобно. Она дремала, шевелиться совсем не хотелось. Но соблазнилась привычным глотком. Села, взяла обеими руками горячую посудину, отхлебнула, поставила на тумбочку. Взбила подушку, откинулась на нее. Коля ухитрялся дуть свой напиток, лежа на животе. А покончив с ним, лопнул, как перенакачанный воздушный шарик. Позже Трифонова могла бы поклясться, что он был красный.
– Катюша, это берлога моего друга.
– Угу, – девушка закрыла уставшие глаза.
– Он, правда, ее снимает. Но уехал на выходные.
– Замечательно.
– Удачно, что в этом доме.
– Очень.
– Тебе понравилось здесь?
– Да.
– Катюша, я завтра днем улетаю.
– В командировку?
– Навсегда. Свою квартиру продал. У родителей есть двухкомнатная на всякий случай. Машину продал. На работу устроился. В той же фирме, только в Германии. Не могу больше здесь нищенствовать. Перспектив никаких.
– Бога побойся. У родителей квартира, у тебя квартира и машина. Отдыхаешь в Черногории, сам рассказывал. На работе уже лет десять. Руководишь людьми. Два парня, которые ежедневно отираются в клинике, и другие, которых ты инспектируешь, твои подчиненные. Кризис постепенно рассосется, тебя еще повысят, – миролюбиво бормотала девушка. Ей все еще лень было менять позу.
– Мне сорок, Катюша.
– Именно. По-моему, все у тебя вовремя. Разве в Германии карьерных перспектив больше?
– Там на зарплату можно жить. Там вообще можно жить и чувствовать себя человеком. Приедешь ко мне, когда устроюсь?
– В гости?
– В жены.
Пришлось оторвать бок от мягкой подушки, разлепить веки и уставиться на Колю. Он сиял. До Трифоновой постепенно доходил смысл откровений. И расслабленность превращалась в собранность. Так вот чем его распирало с самого утра. Он не знакомился с центром города, он с ним прощался. Когда улетает? Завтра? Дотянул до последнего дня. Стойкий оловянный солдатик с огромной любовью к Германии.
– То есть весь этот месяц ты занимался трудоустройством и готовился к переезду? – недоверчиво уточнила Катя. – Строил планы, рассчитывал, мыслями был уже в другой стране?
– Что в Москве и Берлине можно сделать за месяц? Немецкие бюрократы русским в неповоротливости не уступают. Полгода ушло! Только учти, мы не в столице обоснуемся. Ну, спроси где?
– Не спрошу. Лучше ответь, когда ты впервые приглашал меня гулять и ужинать, твердо знал, что отчаливаешь?
– Разумеется.
– А почему меня не предупредил? – тихо и откровенно раздраженно спросила Трифонова.
– Чтобы не сглазить. Когда судьба плавненько удачненько поворачивается, рисковать нельзя.
– Значит, сглаз – по моей части.
– Вообще по женской, – Коля хохотнул, показывая, что шутит. И серьезно добавил: – Вдруг ты не захотела бы меня отпускать и пошла бы к какой-нибудь колдунье?
– К кому? Детских сериалов пересмотрел? Телеканал «Дисней» по ночам?
– Не придирайся к словам. Я имел в виду экстрасенсов.
– Ладно, в эти выходные тебе уже не могла помешать ничья темная энергия, – рассудила Трифонова. – Все, колдовством не удержишь. Почему не сказал об отъезде до того, как мы оказались в этой, как ты выражаешься, берлоге? Женщина имеет право знать, с кем ложится в постель.
– Разве это могло что-нибудь изменить? Во мне? В тебе? – в Колином тоне оставалось чуть-чуть игривости. Но парень начинал искренне недоумевать, почему она к нему цепляется, и тоже злиться.
– Коля, ты совсем ничего не понимаешь? Или притворяешься? То, что сейчас произошло, называется близостью. И это самая близкая близость. После нее надо быть вместе. А не улетать навсегда. Выходит, я твое заключительное сексуальное приключение в России. Пряная добавка к бульварам. Острая приправа к Патрикам.
– Катюша, ты все извратила! Я же позвал тебя замуж.
– После того, как понравилась в койке? – глухо поинтересовалась девушка. – А если бы нет? Можно было бы молча сбежать?
– Катюша! – завопил он. – Мне в голову не приходило, что именно ты способна испортить последние часы в России, мелочно изгадить прощание с родиной. Собирайся, поедем вместе сразу!
– Коля, Коля. В Москве на сборы трех месяцев мало, не то что одной ночи, – прошипела Катя.
Вскочила и начала одеваться. Коля бегал вокруг нее, пытался вырывать из рук тряпки, прятал в туалете кроссовки и куртку. Извинялся, признавал, что свалял дурака. Умолял поговорить спокойно. Но целеустремленную женщину остановить не удавалось еще никому. Тем более, если ее цель – поскорее уйти от оскорбившего мужчины.
В это время изревновавшийся Станислав кружил по своей довольно запущенной четырехкомнатной квартире, впервые рассматривая обстановку в ней. Как-то раньше в голову не приходило. Вызвал уборщицу, приказал отмыть все на совесть, продезинфицировать санузлы и застелить постель его собственным комплектом нового шелкового белья, а кресла его же шерстяными пледами. Он жил в спальне, изредка навещая уборную и принимая душ в ванной. Не то чтобы был особенно брезглив. Просто не интересовался чужим убожеством.
Хозяин тщательно отремонтировал свою дорогую недвижимость. В ней стояла мебель пятидесятых – гарнитуры на заказ из массива дуба, разбавленные изящными вещицами красного дерева. Это – тридцатые, дедушка профессор и бабушка – домохозяйка со вкусом. Его родители были «крупными руководителями» до самых девяностых. Он полагал, что сдает шикарную жилплощадь. Она явственно виделась ему ночами в съемной однушке в Измайлове. Он бредил ею и мечтал вернуться домой. Но уже пенсия маячила невдалеке, а разбогатеть все не удавалось. Унаследованные квадратные метры в центре города кормили, поили, одевали, развлекали и тешили почти мертвое тщеславие. Он смирился. И очень расстроился бы, узнав, что жилец ни разу не заглянул в три комнаты и кухню. Станислав не любил обои и старый хлам.
