Фарго опустился на заплесневевшую скамью.
— Да, зря она исчезла вместе с ожерельем. Могла бы, по крайней мере, предупредить, куда она собирается.
— Может быть, она вернулась на Манхэттен, в наше время? — с надеждой предположил Джефф.
— Может быть, — согласился Фарго. — Но без Норби и без копии ожерелья мы ничего не можем поделать, — он вздохнул. — Никогда не думал, что лучший секретный агент Космического Командования закончит свою жизнь на гильотине.
— Тебя не станут гильотинировать, — успокоил его Джефф, покосившись на их соседа по камере. Пока что ему не слишком хотелось заводить новые знакомства. — Гильотина еще не изобретена.
— Я плохо помню древнюю историю, которой Норби так старательно пичкал меня, — признался Фарго. — Как же меня казнят? Отрубят голову топором?
— Да, если ты аристократ. Если мы не убедим их в своем аристократическом происхождении, то нас повесят. Или утопят и четвертуют. Или в крайнем случае колесуют.
— Звучит не слишком приятно.
— Не слишком, — согласился Джефф. Он поежился, но не только при мысли о казни. Поскольку на дворе стояла зима, в камере было холодно.
— Прошу прощения, друзья, — обратился к ним третий заключенный. — Вы говорите на неизвестном мне языке. Стало быть, вы не понимаете по-французски?
— Мы американцы, но говорим по-французски, — ответил Фарго и повторил свои слова на старофранцузском языке.
— Ага! — воскликнул француз, мужчина средних лет, чья макушка едва доставала Джеффу до плеча. — Значит, вы понимаете наш язык! Позвольте представиться: меня зовут Марсель Ослэр. Счастлив познакомиться с вами. Поверьте, я не буду долго утомлять вас своим присутствием — меня казнят сегодня, во второй половине дня.
Несмотря на все бурные события сегодняшнего дня, полдень в Париже XVIII века еще не наступил.
— Скоро нам подадут единственную дневную трапезу, — продолжал Марсель. — К сожалению, несмотря на незначительное количество заключенных в данный момент, еда оставляет желать много лучшего. Не соблаговолите ли вы назвать ваши имена, уважаемые сиры?
— Меня зовут Фарго Уэллс, а это мой брат Джефф. Скажите, почему вас собираются казнить? Вы не похожи на отъявленного преступника.
— Увы, друзья мои! Для того, чтобы тебя казнили, вовсе не обязательно быть отъявленным преступником. Не обязательно даже быть виновным в преступлении. Моя история весьма печальна, ибо я абсолютно невиновен в приписываемых мне злодеяниях, — улыбка озарила худое, грязное лицо Марселя, словно масляная лампа. — Разумеется, так говорят все заключенные, но в моем случае это правда. Я родом из семьи часовщиков, но если вы иностранные шпионы, то, вероятно, вы не слышали о часах и хитроумных автоматах семьи Ослэр…
— Шпионы! — возмущенно фыркнул Фарго.
— Пардон, — извинился Марсель. — Когда вас привели сюда, один из охранников сообщил мне, что я удостоился чести составить компанию парочке иностранных шпионов. Я счел вас австрийцами, работающими на нашу королеву-иностранку.
— Никакие мы не австрийцы!
— Я понял это, услышав ваш язык, так как немного говорю по-немецки.
— Мы американцы.
— Я в самом деле не знаю английского, но как вы можете быть американцами? — с сомнением в голосе спросил Марсель. — Весь мир знает, что американцы носят простую домотканую одежду. Кроме того, у вас нет американского акцента.
— Фарго, — нетерпеливо сказал Джефф, — позволь Марселю закончить свою историю, — он повернулся к маленькому французу: — Когда вы говорили, что ваша семья делает хитроумные автоматы, вы имели в виду роботов?
— Я не знаю этого слова, — сконфуженно признался Марсель. — Оно английского происхождения?
— Да, в некотором смысле… — Джефф покраснел. Как он мог забыть, что слово «робот», имеющее чешское происхождение и означавшее «механический человек», появится только через полтора столетия? — Я хотел спросить, в вашей семье делали механических людей?
— О да! И леди, играющих на клавикордах, и птиц, откладывающих яйца, и много других чудес. Некоторые из автоматов были размером с оригинал. Поскольку я маленький, я мог залезать внутрь и управлять механизмом. То были великие дни для моей семьи, но увы — все мои родственники уже ушли в мир иной, и я остался последним из рода Ослэров, — он печально покачал головой. — Через несколько часов я тоже покину этот мир, — добавил он.
— Вы еще не рассказали нам, как попали в Бастилию, — напомнил Джефф.
— Видите ли, друг мой, оставшись в одиночестве, я не смог найти подходящего способа заработать на жизнь и был вынужден один за другим продавать свои автоматы. В конце концов, у меня остался лишь механический гусь, послуживший причиной моего падения.
— Механический гусь?
— Вот именно. Когда мой домовладелец в очередной раз потребовал от меня арендную плату и пригрозил выгнать меня на улицу, я продал гуся. К несчастью, автомат попал в руки к злоумышленнику, наполнившему внутренности гуся краденым золотом и отправившим его в Англию через Ла-Манш. Меня обвинили как в краже, так и в предательстве интересов своей страны. У меня не было чека о продаже гуся, а покупатель оказался известным преступником, хотя раньше я об этом не знал. Он бежал за границу. Разумеется, никто не поверил моему рассказу, и у меня не осталось родственников, которые могли бы мне помочь.
— Ужасно! — с негодованием воскликнул Джефф. — И что, суда тоже не было?
— Суд-то был, — вздохнул Марсель. — Мы же не варвары. Однако меня быстро осудили по всем пунктам обвинения. Судьи не собирались верить маленькому часовщику. Им было гораздо важнее показать властям, как расторопно они умеют работать. Поэтому теперь мне нужно готовиться к смерти. Это не так уж плохо. Возможно, я присоединюсь к остальным членам моей семьи, куда бы они ни ушли. Мой покойный отец и мать… младший брат…
Фарго снял свой тяжелый парик и облокотился на него, как на подушку.
— Марсель, — сказал он, — если мы придумаем, как выбраться из Бастилии, то постараемся взять тебя вместе с нами.
— Вы очень добры, друг мой.
— Но сейчас я должен немного поспать; у меня такое чувство, будто я где-то потерял целую ночь.
— Приятных сновидений, — жизнерадостно произнес Марсель.
Фарго мог спасть где угодно и в любых условиях. Вскоре он захрапел; тем временем Джефф продолжал напрягать свои мозговые извилины в поисках выхода.
— Марсель, почему вы думаете, что американцы одеваются в домотканое платье? — тихо спросил он.
— Весь мир знает об этом, — озадаченно ответил Марсель. — Кроме того, американцы не носят парики.
Джефф снял свой парик. Он был громоздким и неудобным, а тесная сатиновая одежда и без того доставляла значительные неудобства. Марсель кивнул.
— Cher papa
[5] не одобряет парики.
