Но пан Ян Куновский не принял дар, сказав, что не в его силах забрать у шляхтича сей кладезь красок, он ему дан в утоление.
И так то и было многие лета… И пришел срок со всем расстаться. Но… но… Что, что там поет псаломщик Давид?..
«На Господа уповаю; как же вы говорите душе моей: „улетай на гору вашу, как птица“?»
[280]
…Если только та гора цветет… цветет Радугой.
И глаза Николауса Вржосека закрылись.
50. Потешный Чулан — 2
Вероника снова глядела вперед. Автомобиль тронулся, поехал вдоль стены к пролому, через который была проложена шумная дорога, уходящая на мост… Как вдруг она резко затормозила.
— Ой, мамочки!..
На капот почти легла дурочка с булкой.
— Вальчонок! — крикнул Вася, открывая дверцу. — Ты чего?..
Вероника оглянулась, Косточкин тоже.
— Ух!.. Фух! Я бежала… бежала… — говорила дурочка, отдуваясь. — Куда же это вы? Вот… вот Матушка тебе послала, бери.
— Да, Вальчонок… ты чё? Ну… Ну садись.
— Э-э, — проговорил Косточкин, — Вась…
Но дурочка уже лезла в салон. Вероника молча смотрела на них в зеркало. Косточкин обернулся к ней.
— Яна… то есть… — он смешался.
— Плотнее закройте дверцу, — попросила Вероника.
И Вася протянул руку и еще раз захлопнул дверцу.
— Ок! — сказала Вероника. — Так куда едем?
Дурочка засмеялась.
— Ай, как тут тепло да хорошо пахнет!.. От иностранцев так пахнет! Вот когда идут в Дом Матушки, прям благо-ухают: ух, вкусно! Слюнки текут!
— Я смолянка коренная, — сказала Вероника.
— А я кащенский, — сказал Вася.
Дурочка посмотрела на него.
— То-то за тобой и бряцают косточки, — сказала она. — Тук-тук-тук. Тук-тук-тук.
Вероника немного нервно засмеялась, посматривая на всю компанию в зеркало.
— Ну, в какое-то кафе? — снова спросила Вероника.
— У меня нет денег! — воскликнул Вася. — Ни паспорта, ничего…
— Автостопом добирался? — спросил Косточкин.
— Ага.
— Хорошо, я заплачу, — сказал Косточкин.
— Куда-нибудь поближе к трассе, — сказал Вася.
Вероника повернула направо, автомобиль покатил по мосту.
— Извини, — сказал Косточкин.
— Это ты ее извини, Фотик, — подала голос дурочка.
Косточкин и Вероника посмотрели на нее.
— Вообще меня зовут Павел, — с раздражением заметил Косточкин.
Дурочка закивала:
— Ага, ага!.. Фотик-Павел. Плевел. Вспышка — раз! Раз! Хы-хы. Фух! Нету. А фотки остались. Картинки. — Она повернулась к Васе. — Ешь, Васечка, чего ты?
Вася Фуджи отломил кусок булки.
— На.
— Не.
— На, на.
— Не, не.
Вася начал есть.
— Вась, ну ты врубаешься, что надо хотя бы что-то нам рассказать? — спросил Косточкин. — Откуда ты свалился? Кто тебя преследует?
— В первую очередь — государство, как обычно, — отвечал, жуя, Вася. — Ну и церковь подключилась. А как же! Об этом пророк Бакунин предупреждал. Мол, человек всегда жертва, ну а поп его палач. Божественный палач.
— Злой, злой пророк-то! — заметила дурочка.
— Умный, — ответил Вася, уплетая церковную булку. — Да не думайте вы!.. — вдруг воскликнул он и странно засмеялся. — Не убил я никого! Не отравил! Ничего такого!.. Ну?! Ну?
— А я это знаю и чую, — сказала дурочка.
— Что же стряслось? — нетерпеливо спросил Косточкин.
Вася молчал. Потом все-таки ответил:
— Лучше ничего никому не знать.
— Почему? — спросила Вероника.
Вася Фуджи засопел.
— Ответственности меньше, — наконец проговорил он.
— Ну… ну и куда сейчас намылился? — спросил Косточкин.
— Да-а-а… в сторону Брянска, — сказал Вася.
— Ты в Брянск едешь?
— Ага.
Некоторое время все молчали, глядя по сторонам на проносившиеся мимо автомобили, на дома, людей. И снова автомобиль выезжал на мост.
— Мы уже, кажется, здесь были? — встревоженно спросил Вася. — Вон же — собор! Тут один собор или два?
Валя восторженно захлопала в ладоши.
— Да! Да!.. Хых-ха! Два-два-два! Два Дома и есть! Васечка! Васечка! Васечка увидел!
Она смеялась и даже запела:
— «Жили два брата родные… Два брата родные, оба Лазаря… Одна их матушка породила… В одной купели окрестила… Один их батюшка воспоил… Не одним только великий Бог… Их счастьем наделил… Старшему-то Лазарю богатства — тьму… Младшему-то Лазарю — убожество, рай».
— Я просто развернулась за мостом, — сказала Вероника. — Раз в сторону Брянска, то нам туда.
— У тебя, Вась, реально шубняки, — заметил Косточкин. — Или ты нам доверяешь, или нет.
— Доверяю… — пробормотал Вася. — А Днепр, зараза, весь во льдах.
— Поплавать на лодочке? — спросила Валя.
— Ага.
— У тебя в рюкзаке лодка? — спросил Косточкин с удивлением, понимая, что удивляться тут больше вообще нечему.
— Не-а, — отозвался Вася, доедая булку. — Это я… украл.
Вероника не выдержала и просмеялась.
— Мне просто чисто ради понтов это, ага. На остановке увидел, а хозяин к ларьку отошел. В нем какая-то проклеенная бумага, видно, стыренная с производства для теплиц или чего еще.
— А тебе-то зачем?
— Говорю, ради понтов. Маскировка. Под дачника. Или странника. А если б и лодка — разве уплывешь?.. Ждать надо. Зараза. Оно, конечно, классно было бы купить лодку… Или угнать. Дождаться ледохода. А где? Вот дерьмо-то.
— Обычно ты передвигаешься посуху, — сказал Косточкин.
— Но тут бы лучше по братской реке, — уныло ответил Вася. — Из этого Египта рвануть.
А Валя напевала:
— «И каждый день — будем выходить из Египта тьмы и ночи, а чтоб в горящих сердечных светильниках увидеть день и землю Ханаанскую да Духа Святого!.. Благословение всем смирённым и кротким, сокрушённым сердечкам, кто ревнует о силе свыше — Духа Святого!»
— Хм… На реке там граница на замке, — проговорил Косточкин и потом вдруг продекламировал: — «А границы ключ переломлен пополам…»
