— Включи нашу отрядную песню! — попросила девочка.
— Подожди, — ответила девушка. — Мне надо поговорить с дядей фотографом.
— Включи и говори.
— Отстань… Ох, подлец, подрезал, хам. — Девушка разгневанно посигналила черному джипу.
— Потому что надо было уйти в другое измерение, — сказала девочка.
— В другое измерение? — переспросил Косточкин, глядя на девочку в зеркало.
— Да, — ответила она.
Косточкин несколько напряженно смотрел на нее.
— В какое, если не секрет?
— В подводное! — воскликнула досадливо девочка. — Я же просила отрядную песню.
— Интересно, что за песня.
— Песня нашего Пыжика.
Автомобиль проехал мимо краснокирпичной «Русской старины» и памятника и свернул направо. Среди деревьев кладбищенского сквера замаячили башенки костела.
— Уже приехали, — сказала девушка.
Косточкин так и не понял, как ее зовут.
Она свернула на площадку перед сквером. Здесь стояли две или три торговые палатки, валялись пакеты, пластиковые бутылки. Палатки были закрыты — наверное, место воскресных ярмарок. Они вышли.
— Костел еще не развалили ревнители веры? — спрашивала мимоходом девушка, застегивая куртку и оглядываясь на девочку. На голову она набросила капюшон. У девочки были льняные косы с бантами, крутой лобик, стального цвета глаза. Она пытливо рассматривала дядю фотографа.
— Нет, но он задрапирован.
— Да? Чем? А, вижу что-то зелененькое. Сетка? Неужели приступили к реставрации? Что же мои ничего не сказали? И Стас промолчал.
— Возможно, его задернули только что, — предположил Косточкин.
— Хм, интересно… Как свет?
Косточкин ответил, что довольно скромный, конечно. Девушка сказала, что, может, лучше было бы завтра с утра сфотографироваться? Как-то она сразу не подумала, просто не ожидала, что он все еще здесь, так, на всякий случай позвонила… А когда Косточкин уезжает? Он ответил, что завтра. Но с утра пойдет в собор.
— Вы еще там не были? — удивилась она.
Косточкин объяснил, зачем он пойдет завтра туда.
— Ах, да, — отозвалась она.
— Завтра мой хеппи бёздей, — напомнила девочка. — А с утра я в школе.
Они прошли мимо крестов и обелисков.
— Паша, сфоткай меня у той красивой оградки, — попросила девочка.
Девушка от возмущения потеряла дар речи.
— Ты чего, совсем сбрендила? — наконец накинулась она на девочку. — Это дядя фотограф, а не твой одноклассник! Как ваше отчество? — обратилась она к нему.
— Евгеньевич, — с улыбкой назвался Косточкин.
— Павел Евгеньевич! Ты поняла? — спрашивала она, дергая девочку за руку.
Девочка насупилась, кивнула, но, глянув исподлобья на Косточкина, хитровато улыбнулась.
— И мы приехали сюда не на могилах фоткаться, а на фоне костела.
— Типа рыбок в сетке? — спросила девочка.
Косточкин и сам скептически осматривал костел, затянутый сеткой. Он предложил отправиться в другое место, куда-нибудь в парк. Но девушка возразила, что фотографироваться надо именно здесь, фотографии будут отправлены родне. Она посмотрела на часы и добавила, что с минуты на минуту придет Стасик.
— Вот что я предлагаю, — сказала она. — Пойдемте во двор.
— Но там агрессивная псина, — заметил Косточкин.
— Если старая, то ничего страшного.
При входе в ворота в белой стене девушка быстро перекрестилась, девочка без напоминаний тоже. Косточкин лишь крепче ухватился за ремень сумки. Овчарка тут же взгремела цепью, разинула пасть, начала брехать и сразу осеклась, услыхав свое имя: «Матильда!» Косточкин подумал, что это имя как-то перекликается с именем той собачки в хрущевке. Девушка шла прямо в пасть этой Матильды, протягивая узкую ладонь. И овчарка вдруг завиляла хвостом, присела и, поскуливая, подставила башку под ладонь.
— Ого, — произнес Косточкин.
— Смертельный трюк, — сказала девочка. — Янка работает в цирке вместе с братиками Запашными, вы не знали, Павел… мм…
— Здорово, — ответил Косточкин, чувствуя уже особенное напряжение в глазах.
Он расстегнул быстро сумку, достал фотоаппарат.
— Тетя Яна! Сейчас птичка вылетит! — воскликнула девочка, прыская в ладошку.
Девушка обернулась. Косточкин встретил ее взгляд уже сквозь видоискатель. Нажал спуск. Зеркало внутри камеры звучно шлепнуло. Он тут же сделал еще три или четыре кадра, внезапно испытывая прилив… точнее, призыв тех подростковых серебряных труб. Когда он фотографировал девушек, они начинали петь в жилах мгновенно. Может, именно поэтому он и стал фотографом… Но так громко эти трубы не пели еще никогда. Косточкин в ошеломлении сделал еще пять кадров уже идущей к ним девушки. Он не мог остановиться. Девушка засмеялась.
— Павел Евгеньевич, меня вы еще сфотографируете на свадьбе! А сейчас, пожалуйста, нас с сестренкой… Ну и вот как раз Стасик!
Она помахала рукой, ослепительно улыбаясь. Косточкин оглянулся.
— Па! — воскликнула девочка.
Во двор входил мужчина в «аляске», белесая бородка делала его похожим на альпиниста или полярника. Косточкин невольно присвистнул. Мужчина был знаком ему.
— А я думаю, что за столичный фотограф, — говорил он, белозубо улыбаясь и протягивая крепкую руку. — Только что закончил смену, тут рукой подать… почему бы и не прийти по зову сестренки? На радость drogi
[178] родне.
— Вы знакомы? — спросила девушка.
— А ты что, не видишь? — иронично спросила девочка.
— Ну как ваши дела? — интересовался врач, слегка сощуривая глаза стального цвета.
— Полный порядок, — бодро отвечал Косточкин.
— Замечательно. Так это вы и будете запечатлевать наш пир на весь мир? Голубчик, если бы я знал об этом сразу, то мучил бы вас процедурами еще неделю. По блату. Ха-ха.
— Так это твой пациент? — спросила девушка, поднимая брови.
— Я так сразу и подумала, — сказала девочка.
Все посмотрели на нее и засмеялись.
— Ну откуда ты это могла знать?! — воскликнула девушка.
— По глазам, — невозмутимо ответила девочка.
— Ладно, господин фотограф, я вижу, надо прийти вам на помощь, — сказал решительно врач. — А то ведь день и так-то хмурый и уже угасает. Хватит, девочки, болтать. Делаем серьезные сосредоточенные лица для нашей родни и истории. Куда нам встать? Командуйте.
Косточкин растерянно озирался, он уже бегло взглянул на экран фотоаппарата, но тот оставался черным. Черный квадрат! А в видоискателе не появлялись красные черточки резкости — похоже, и автофокусировка сбита. Что же делать?
