57
И снилось ему, что стоит он на огромной, совершенно круглой площади какого-то большого города. Площадь эта заполнена людьми. Их лица повёрнуты в одну сторону.
— Что там? Что там такое?
Богдан тоже посмотрел туда, но ничего не увидел. И никто ему не ответил. Он стал пробираться в ту сторону, куда смотрели люди. Пробираться было тяжело, как всегда бывает во сне. Народ удерживал его, не пускал. Люди хватали Богдана за рукава, за полы рубашки, которая почему-то свободно висела на нём, как на вешалке, — то ли он похудел, то ли рубашка была слишком велика. Наконец, когда он, казалось, дошёл до края площади и должен был увидеть то, на что смотрели люди, все вдруг повернулись на девяносто градусов и стали смотреть в другую сторону.
Богдан опять стал протискиваться между ними. Когда он добрался до края площади в новом направлении, всё повторилось: люди повернулись опять в том же направлении. «О! Да они заставляют меня идти по кругу», — подумал Богдан. И вместо того чтобы идти по периметру, пошёл сквозь толпу через площадь.
— Ах, — неожиданно вздохнули люди.
Навстречу Богдану шли три человека. Очень старый элегантно одетый мужчина с ясными зелёными глазами и радостной улыбкой. Молодая невероятно красивая, одетая в строгое чёрное платье женщина. Она тоже улыбалась, правда, не так радостно, как старик. Между ними, держась за руки, шагала девочка на вид лет десяти-двенадцати. Она была грустной. Головка с коротенькой стрижкой и большим белым бантом сверху была низко опущена. Розовые пухлые губки крепко сжаты.
«Какая славная девочка», — подумал Богдан.
Старик и женщина подвели девочку почти вплотную к Богдану. Отпустили руки. Молча развернулись и пошли в обратном направлении. Девчушка так и осталась стоять перед Богданом, как провинившийся ребёнок. Он присел перед ней на корточки и спросил:
— Что случилось? Кто тебя обидел?
Она подняла голову, посмотрела на него совершенно взрослым взглядом, полным отчаяния.
— Ты.
58
Богдан открыл глаза. Тело била дрожь. На диване, вытянувшись во всю длину своего худого тела, спал Влад. Оксана гремела посудой на кухне.
«Какой странный сон. Какой-то очень реальный. Интересно, чем же я обидел этого ребёнка? И кто эта девочка? Кто были те двое, что привели её ко мне? Да, видно, долго мне ещё придётся круги наматывать».
Он посмотрел на часы. Полдесятого утра.
«Надо идти к жене. А так не хочется».
Умывшись, побрившись и выпив с Оксаной чашку чая, он поплёлся к своим новым родственникам. К двум часам должны были прийти гости похмеляться. Такова традиция свадебных гуляний в посёлке городского типа Тарасове. Предстоял сложный день.
— О, гляди, Валентина, зятёк наш явился. Где ж ты был, родимый? — прямо с порога начал упрекать Богдана Губенко.
— Дома. Спал.
— С женой спать нужно, а не дома, — грозно поучал тесть, — на хрена женился, чтобы отдельно от жены спать?
— Да толку-то. Она пьяная была в стельку. Вон, весь вечер у всех на виду с Колькой Пономарём процеловалась.
— Так тебя ж не было! Шлялся где-то, вот и приходилось целоваться с тем, кто был, — заступилась за дочь теща.
— Что ж это значит, если меня рядом не будет, то она будет целоваться с тем, кто окажется рядом? И, скажите, уважаемые, а это правило на меня распространяется тоже или только на вашу дочь?
— Ты поговори ещё! — заорал тесть. Он уже принял на грудь грамм этак под двести и чувствовал себя царём. — Ишь, правила он тут устанавливает.
— Тише, Стёпа, тише, соседи услышат.
Богдану ругаться не хотелось совершенно. Он всё больше склонялся к мысли, что необходимо последовать совету Вадима и попробовать «нарыть» на тестя компромат, чтобы держать в «узде».
«Прав Вадька, иначе он мне жить не даст…»
Не глядя ни на кого, Богдан вышел во двор. Краем глаза увидел, как в окне отодвинулась занавеска. За ним наблюдали.
«Надо перетерпеть сегодняшний день, — решил Богдан. — Мне здесь жить ещё полтора года. Совсем не годится, чтобы люди перемывали косточки следователю районной прокуратуры. Господи, на фига же я это сделал?»
Он подошёл к собаке, погладил её по голове. Взял пустую миску, наполнил её свежей, с колонки водой и поставил поближе к будке. Тибет, так звали собаку, с благодарностью посмотрел на молодого человека и стал жадно лакать воду.
«О-о-о, да тебе пить хотелось. Наверное, ты и голодный тоже…»
Богдан зашёл в дом.
— Ладно, батько, не ругайтесь. Выпили вчера крепко все. Мне плохо было… там… за сараем… Не хотел, чтобы Олечка видела меня в таком виде.
— То-то же… — уже миролюбивее пророкотал тесть.
— Валентина Анат… мама, давайте я что-то Тибету отнесу. Голодный, небось…
— Да там, в помоях, набери…
Богдан набрал из ведра, куда вчера, убирая со стола, соскребали остатки пищи, полную миску отходов для собаки и опять вышел во двор. Там, на крыльце, и нашла его Оля.
— О, привет. А ты чё тут сидишь?
— Жду, пока ты проснёшься. Не хотел тебя будить.
— Да-а-а, я вчера дала жару. Классно погуляли, правда? Ох, пить хочется… Сушит, — проговорила она, уже начав пить из кружки, что висела на цепочке у колонки. Напившись, изрекла:
— Ну, пошла я одеваться. Скоро гости придут.
Этот день Богдан постарается вычеркнуть из памяти навсегда.
Пытка, а не день. Что ж, он заслужил. Зачем поспешил жениться. Почему не отступил, когда почувствовал, что не надо этого делать? Зачем оставил Надю? Да что там оставил — предал! Она так нуждалась в поддержке! На. Получай.
Гостей пришло сегодня вполовину меньше — человек сто. Степан Егорович и Валентина Анатольевна по традиции нарядились в «молодых» и восседали на их местах. Все люди сегодня чествовали их. Часть гостей нарядились в цыган. Они всеми мыслимыми и немыслимыми способами старались выманить как можно больше денег у гуляющих на свадьбе. Предполагалось, что эти деньги пойдут на благоустройство жизни молодых. На коляску, пелёнки и соску для первенца. Столы опять были уставлены едой. Водка лилась рекой. Веселились все, кроме новоявленных супругов.
Оля выглядела усталой. Покрасневшие глаза, нос и всё лицо совершенно терялись на фоне её розового платья. Выделялись одни ярко накрашенные губы. Ни дать ни взять, женщина легкого поведения. Богдан старался не смотреть на свою жену. Ему было противно.
Костя, Таня и Влад с Оксаной зашли попрощаться перед отъездом. Богдан с тоской смотрел, как они, усевшись в машину, отъехали.
Хорошо хоть Ван Ваныч не уезжает, а то вообще один бы остался среди этих родственничков. Интересно, откуда тот маленький человечек с «хвостиками» по всей голове знает, как бывает плохо, когда человек остается совсем один? Наденька… Надо же…
