Видео отправили в суд, напрямую судье, и в десять вечера я сидел напротив судьи в его кабинете.
– Вы понимаете, чем рискуете, раскрывая себя таким способом? – спросил судья. На нем не было мантии и парика. Он выглядел как обычный мужик предпенсионного возраста, уставший и совершенно не страшный.
– Нет, не понимаю. Я вообще больше ничего не понимаю. Я думал, что я все делаю правильно. Оказалось, что нет. Но тогда от меня мало что зависело, а я ненавижу находиться в зависимости от чьих-то ошибок и решений. Чаще ошибок, чем верных решений. Пусть это будут мои ошибки.
– Я понимаю ваше негодование. Честно говоря, я был сильно удивлен сегодня получить такое ходатайство. Это верх непрофессионализма не знать столь элементарных вещей. Вы понимаете, что такое состязательность сторон?
– Понимаю.
– Обязанность суда – обеспечить состязательность. И вызов незапланированного свидетеля – это прямое нарушение состязательности. Этого не будет в моем суде.
– Я рад, что интересы Наркобарона охраняются столь строго.
Я понял, что сказал лишнее. Но, на удивление, судья не обиделся.
– Еще раз подчеркиваю – я понимаю ваше негодование. Я понимаю это все, поэтому и пригласил вас сюда. Через час соберется весь состав суда, и мы заслушаем ваши показания. Это не совсем по правилам, но я лично уведомил всех о заседании, пусть только попробуют не явиться.
И меня прорвало. Сначала я икнул, не сводя глаз с судьи. Потом щеку щекотнула слезинка. Потом я всхлипнул и, сам того не ожидая, вдруг разрыдался в голос.
Я рыдал, а судья не торопил меня, делая вид, что чрезвычайно занят бумагами на столе.
* * *
– Судебное заседание объявляется открытым! – провозгласил судья.
В зале суда не было посторонних. Только участники процесса. Судья со своей свитой, команда прокурора в лице троих плюс мой адвокат – партнер мистера Уильямса Александр Корбан, шестеро адвокатов защиты, а подле них – напуганный Наркобарон. Я сидел в одиночестве за командой прокуроров, не сводя глаз с Наркобарона. Он не смотрел на меня вообще. Когда его завели в зал, ничего не понимающего и напуганного, он мазнул взглядом по моему лицу и остановился как вкопанный, уперев взгляд в затылок конвоира. Его подтолкнули и усадили на скамью возле адвокатов. Они в шесть ртов что-то ему интимно шептали, но он не реагировал совершенно.
– Итак, уважаемые участники процесса, уведомляю вас о вступлении в настоящее уголовное дело нового истца – мистера МакКуина, который предъявляет, от своего имени, обвинения к подсудимому. Он обвиняет подсудимого в убийстве его матери и отца, в похищении сестры, в похищении и незаконном лишении свободы, в насилии, в том числе сексуальном, и побоях. Преступления произошли на территории Российской Федерации, город Ангарск Иркутской области. Подсудимый, вы признаете вину в содеянном?
– Наш подзащитный вину не признает, – с резким криком вскочил адвокат. – Мы хотели бы заявить протест…
– Протест отклонен, – резко осадил его судья. – Я прошу вас сесть. Слово дается подсудимому. Подсудимый, я задал вам вопрос.
Наркобарон молчал.
– Не отвечать – ваше право. У гособвинителя есть что добавить?
– Да, ваша честь, мы просим объединить уголовные дела в связи с тождеством обвинений.
– Отказано, – ответил судья. – Свое дело вы доведете до конца самостоятельно, и посмотрим, что у вас выйдет. А мистер МакКуин вправе самостоятельно действовать, что, собственно, и делает. Всех заинтересованных лиц я уведомляю, что свидетельские показания мистера МакКуина находятся в распоряжении суда, их копию стороны могут получить завтра утром в судебной канцелярии. Личность истца подтверждена, никаких сомнений в дееспособности и идентификации этого молодого человека у меня нет, не будет их и у присяжных. Вполне возможно, мы освободим мистера МакКуина от присутствия в суде вообще, учитывая, что располагаем вполне подробными видеопоказаниями. На сегодня мы закончим. Всем спокойной ночи. Мистер МакКуин, несмотря на теплую погоду даже в ночное время, я бы рекомендовал вам одеться теплее и защищать… глаза от ветра.
Я надел солнцезащитные очки и ждал Александра. Адвокат вскоре подошел ко мне и улыбнулся.
– Все отлично! Идемте, машина на парковке у здания.
Но не успели мы выйти, как меня оглушили стрекот затворов фотокамер и громкие крики:
– Джейсон? Джейсон МакКуин, это правда вы?!
– Джейсон! Посмотрите в камеру!
– Джейсон, почему вы это сделали?
– Джейсон, вы будете комментировать?
«Идите все не хер», – говорю я мысленно и следую за Александром. Толпа журналистов (боже, их больше, чем когда-либо я видел!) следует за нами, не отступая и не затыкая ни своих ртов, ни затворов. Мы спускаемся к машине, и я останавливаюсь – журналисты вмиг встают передо мной, образуя полукруг, скрещивают свои микрофоны, как волшебные палочки.
– Доброй ночи, – говорю я. – Отвечу сразу на три вопроса. Нет, это была не моя идея. Я не хотел умирать, ни в шутку, ни на самом деле. Мне не оставили выбора. Да, это было ошибкой, как оказалось, но я ничего не мог поделать с этим. Никто не знал, что я жив, никто не мог этого знать. Да, я вернусь на сцену как можно скорее, вот только разберусь со своим лейблом. На этом все, спасибо.
Я огибаю полукруг из журналистов, сажусь в машину и уезжаю обратно в отель. По радио уже передают, что я жив и только что дал интервью местным телеканалам. Всех призывают зайти в Интернет и посмотреть эксклюзивные кадры этого интервью.
– Александр, могу я взять ваш телефон?
– Да, конечно, Джейсон.
Я беру телефон и набираю номер. Я знаю его наизусть.
Два гудка, и я слышу ответ.
– Привет, – говорю я.
Ника
– Привет, – отвечаю я хриплым голосом.
– Ты смотрела новости?
– Да.
– Ну так привет!
– Привет.
Это точно не сон. Это точно Дима – никаких сомнений.
Мне плохо. Мне по-настоящему жутко, так, как никогда не бывало. Я вся покрылась липким потом, у меня трясся подбородок. Я не знаю, о чем говорить с Димой. У меня нет сил даже глубоко вздохнуть, такое ощущение, что сердце обросло колючей проволокой, каждый вздох отзывался острой болью. Неудивительно, что люди перестают дышать, если дышать так больно…
Когда я прокручивала у себя в голове возможные варианты Диминой гибели и его чудесного спасения, я и не предполагала, что это может быть всерьез. Я даже мысли не допускала, что у меня состоится телефонный звонок с человеком, которого все, в том числе я, считают умершим. Это было настолько неприятно и жутко, что я не ощущала ничего, кроме могильного холода.
Наверное, я должна была ощутить прилив какой-то радости, очень удивиться, приятно удивиться, и испытать еще кучу положительных эмоций. Это ведь чудо, а на чудо реагируют именно так.
