Валя, которую никто никуда не позвал, стояла в растерянности, оглядываясь по сторонам.
— Ну что же ты, — Ольга Борисовна легонько подтолкнула ее в спину, — иди. Иди, не стесняйся. Привыкнешь, втянешься. Еще вспомнишь меня добрым словом. — Она встала на цыпочки быстро чмокнула Валю в щеку.
— До свиданья, — пробормотала та, вконец смутившись.
Брюнет уже открывал стеклянную дверь перед своей спутницей, и Валя побежала их догонять, придерживая болтающуюся на боку сумку.
Во дворе, у ограды, стоял черный блестящий «Мерс». За рулем сидел шофер, а сзади — средних лет мужчина в очках.
Отец Антошки сел к водителю, женщина сначала пропустила в салон Валю, а затем уже залезла сама, не выпуская из рук конверт с ребенком. Черноволосый обернулся и сунул очкастому контракт.
— Семен Петрович, прошу вас.
Тот в мгновение ока извлек из барсетки печать, тиснул на лист, помахал им в воздухе и вернул хозяину.
— Поехали, — велел брюнет водителю.
Автомобиль бесшумно тронулся со двора.
Малыш молчал, лица его не было видно за кружевным уголком. Валя сидела, плотно прижатая с одного бока нотариусом, с другого — кареглазой Кирой, и пыталась, глядя в окно, угадать, куда они едут. Ее знание Москвы, однако, исчерпывалось лишь районом Юго-Запада. «Мерседес» же несся по совсем незнакомым улицам.
Вскоре Валя совсем перестала узнавать окрестности. Ее удивило, что жена черноволосого бизнесмена приехала рожать в такую даль от дома, но задавать какие-либо вопросы она не рискнула, тем более что ни один из пассажиров за все время не проронил ни слова, каждый хранил угрюмое молчание.
«Странные люди, — подумала Валя с невольной неприязнью, — особенно этот, как его… Степаныч». Она назвала своего новоиспеченного хозяина по отчеству не намеренно, а лишь потому, что выглядел черноволосый как-то уж очень безлично, отстраненно и теплое, мягкое имя Вадим ему абсолютно не подходило.
«Неужели Антошка, когда вырастет, тоже станет таким букой?» — усомнилась Валя. Она почувствовала, что соскучилась по общению с малышом, ей захотелось поскорее остаться с ним с глазу на глаз, без строгих и пристрастных надзирателей. «Должны же они все куда-нибудь отвалить, — понадеялась Валя, — на работу, например».
Машина все продолжала ехать, высотки за окнами постепенно редели, стали появляться частные домики, густые полосы деревьев.
«Ведь это за городом, — догадалась Валя. — Мы уехали из Москвы».
Как бы в ответ на ее мысли справа от дороги показался коттеджный поселок, сплошь из красного кирпича, с остроконечными, сказочными крышами. «Мерс» по широкой и гладкой бетонке подъехал к одному из домов и остановился перед витой чугунной оградой.
Черноволосый, так же ни слова не произнося, вылез из автомобиля, открыл ключом калитку, впустил туда кареглазую, нотариуса и Валю и сам вошел следом за ними. Шофер тем временем загнал машину во двор.
Вереница прибывших прошествовала к крыльцу коттеджа. Внутри, за дверью, оказался огромный холл, роскошный, но неуютный. Черноволосый сразу же куда-то исчез, а с ним и очкастый нотариус. Женщина впервые за всю поездку повернула к Вале свое некрасивое, но ухоженное лицо:
— Нам туда. — Она указала на лестницу.
Они поднялись на второй этаж. Там их встретила молодая девушка в джинсовом комбинезоне.
— Здравствуйте, Кира Сергеевна, — обрадовалась она, увидев кареглазую. — Уже приехали? Ну-ка, ну-ка, дайте глянуть! — Девушка с любопытством нагнулась над свертком и защебетала: — Мой голубочек, моя ягодка, где ж ты там, ничего не видать!
— Оставь, Наташа, — строго проговорила Валина спутница. — Во-первых, он спит, разбудишь. А во-вторых, инфекцией какой-нибудь заразишь, не дай Бог.
Девица отошла, с интересом поглядывая на Валю.
— Снимай верхнюю одежду, — распорядилась Кира, — отдашь ее Наталье. Ванная слева. Вымоешь как следует руки и грудь, а душ примешь чуть погодя. Обязательно.
Валя кивнула. Кира чем-то напомнила ей тетку — та говорила с ней тем же непререкаемым тоном. «И все-таки, кто ж она такая?» — подумала она с легкой досадой.
Раздевшись и посетив ванную, Валя зашла за Кирой в большую, очень светлую комнату. В ней все было приготовлено для младенца: у одной стены стояла кроватка под пологом, у другой детский шкафчик, в углу высокий пеленальный столик, рядом с ним этажерка, полная флаконов и тюбиков с детскими лосьонами, кремами и присыпками. В соседнем углу красовался мягкий, удобный раскладной диван и пара кресел.
— Это для тебя, — кивнула на диван Кира и положила сверток с малышом на столик, — спать будешь тут же, при ребенке. Вон там, в нише, гардеробная, можешь хранить все свои вещи. Кормить тебя тоже будут здесь, так меньше шансов заразиться от кого-нибудь из обслуги. Есть вопросы?
— Никаких. — Валя приблизилась к столику: — Можно распеленать ребенка?
— Я сама распеленаю. — Кира дернула конец голубой ленточки.
Одеяльце раскрылось, Антошка беспокойно завозился в конверте, заскрипел.
— Его пора кормить, — тихо, но твердо сказала Валя.
— Знаю, — Кира методично разматывала пеленки, — сейчас переодену его и покормишь. Учти, я буду следить.
— Пожалуйста.
Валя решила полностью наступить на горло самолюбию. Что с того, что эта фря ведет себя с ней, как с прислугой? За такие деньги, какие ей собираются платить, можно все стерпеть. Или почти все.
Она уселась в кресло, в ожидании, пока ей принесут Антошку. Тот уже окончательно проснулся и громко ревел, размахивая в воздухе крохотными, плотно сжатыми кулачками. Кира, не обращая никакого внимания на плач малыша, сменила ему памперс, умело запеленала и подала Вале:
— На, держи.
Та привычно подхватила кулек, сунула младенцу грудь. Он сразу же смолк и принялся деловито сосать. Кира, устроившись в соседнем кресле, пристально наблюдала за процессом кормления.
Вскоре Антошка насытился и задремал. Валя продолжала держать его на руках, осторожно поглаживая по теплой головке, покрытой редким, светлым пушком.
— Как у вас все быстро, — с невольным уважением проговорила Кира. — Раз, два и готово. Наверное, очень много молока.
— Не жалуюсь, — сдержанно ответила Валя.
Кира встала.
— Дай, отнесу его в кроватку, пусть спит себе. — Она взяла ребенка и, бережно уложив на простынку, укрыла легким одеяльцем, пояснив при этом Вале: — Здесь тепло, но все-таки на всякий случай, чтоб не простыл.
Выражение ее лица понемногу утратило надменность и холодность, тон стал вполне миролюбивым. Кира задернула цветастый полог над кроваткой, вернулась к Вале и уселась на диван.
— Поговорим?
Валя неопределенно пожала плечами.
