Не смея посмотреть матери в глаза, Джеймс с деланым безразличием спросил:
– Ты говоришь о леди Давине?
Леди Айлен с улыбкой кивнула.
– Да, конечно. О ком же еще? В свое время ты жил у Армстронгов несколько месяцев. Вы не могли не видеться постоянно.
Взгляд Джеймса подернулся дымкой, когда он попытался представить Давину такой, какой она была пять с лишним лет назад. Как он любил ту бойкую девушку! И ведь счастье было так близко! За что же его столь жестоко обманула судьба? Нет в жизни справедливости – хоть возмущайся, хоть смирись.
– Джоан, дочь лэрда Армстронга, – вот та была настоящей красавицей. К тому же она знала себе цену и умела подчеркнуть свою красоту. Все смотрели с восхищением на нее, я тоже. А Давину я почти не помню, – добавил Джеймс, пожимая плечами.
Он не любил лгать. И ему было особенно стыдно лгать матери, которая никогда не обделяла его любовью и вниманием.
Леди Айлен окинула сына пристальным взглядом.
– А где ты был, когда напали на Давину?
Джеймс вздрогнул и замер на несколько мгновений. Потом посмотрел прямо в лицо матери и тихо спросил:
– Что тебе известно о том дне?
– Ничего. Я лишь знаю, что она подверглась насилию и случившееся с ней в тот день отчасти объясняет ее нежелание выходить замуж.
Джеймс судорожно сглотнул. Он всегда боялся этого момента, но знал, что его не избежать.
– Это случилось из-за меня, – проговорил Джеймс хриплым шепотом. – Я должен был спасти ее.
Он услышал, как его мать тихо вздохнула.
– Из-за этого ты и покинул Шотландию?
– Да.
Леди Айлен помолчала немного.
– Я всегда знала, что ты не просто так уехал. Но почему ты вначале не повидался с нами?
– Я вас опозорил. Я не мог. Мне было стыдно перед вами.
– Но тебе нечего стыдиться, мой мальчик. Что бы ты ни сделал, мы можем понять тебя и простить.
Джеймс видел, как просветлело лицо матери. А сейчас в глазах ее была любовь. Он вдруг снова чувствовал себя мальчишкой, провинившимся мальчишкой, обласканным всепрощающей материнской любовью.
Леди Айлен смотрела на сына долго и пристально. Наконец спросила:
– А что сейчас?
– Я научился с этим жить, – признался Джеймс, надеясь, что мать удовлетворится его ответом и прекратит допрос.
– Если ты не хочешь об этом говорить, я не буду настаивать, хотя мне и понятно, что ты сказал далеко не все. Ты пытаешься скрыть правду, но я вижу, как ты смотришь на Давину.
Джеймс переминался с ноги на ногу, не зная, куда деваться от смущения.
– Ты все это себе придумала, мама.
– Так ли? Ох, поверь мне, мой мальчик, я-то все вижу… Вижу, что временами ты смотришь на нее так, словно она твоя последняя надежда на счастье. Ведь так, Джеймс?
Он сделал глубокий вдох. Отважившись наконец взглянуть матери в глаза, Джеймс понял, что она знала правду. И лгать ей было бы глупо.
– Было время, когда я действительно так думал, – признался он. – Но это время прошло.
– Так что же произошло между вами? – спросила Айлен.
– Что было, того не вернешь. Что разбито, того не склеить, – глухо пробормотал Джеймс.
В глазах матери появился блеск – казалось, в голове у нее зрел какой-то хитроумный план.
– Но что мешает тебе построить мост через пропасть, что вас разделила? – спросила она.
– Слишком поздно.
– Нет, не поздно, – заявила Айлен. – Ничего не поздно изменить, пока не произнесены брачные клятвы. Или ты хочешь, чтобы она вышла за Малколма?
– Она не выйдет за него.
– Откуда такая уверенность? Твой брат знает подход к женщинам, и, судя по всему, он поставил перед собой цель сразить ее своим очарованием.
Джеймс поймал себя на том, что гневно раздувает ноздри.
– Она не выйдет за него, – повторил он, сжимая кулаки.
– И все же… Если Давина выйдет за твоего брата, я хочу быть уверенной в том, что у нее не осталось к тебе никаких чувств. Как и у тебя к ней.
– Я не буду за ней ухаживать, мама. – Удивительно, но он сказал это почти спокойно.
Леди Айлен вздохнула, потом вновь заговорила:
– Ты так же упрям, как твой отец. Я не требую от тебя ничего такого, что причиняло бы тебе боль. Но я не позволю тебе прятаться от нее. Впрочем… Довольно о чувствах. Давай поговорим о деле. Скоро праздник, и мы уже начали развешивать рождественские гирлянды. Но, как всегда, нам не хватило тех веток, что собрали дети слуг. Так вот, я хочу, чтобы ты отправился в лес за еловыми ветками, плющом и омелой. И возьми с собой Давину.
Джеймс хотел наотрез отказаться, но тут вдруг подумал: «А ведь не помешает лишний раз убедиться в том, что Давина не выйдет за Малколма».
Коротко кивнув, Джеймс произнес:
– Что ж, если тебе это доставит удовольствие, то я сделаю это.
Глава 11
– Немедленно перестань ныть, иначе сама будешь искать дорогу до замка, – сказал Джеймс своей строптивой племяннице, сопроводив угрозу взглядом, от которого и бывалым воинам становилось не по себе.
– Не надо так, Джеймс! – воскликнула Давина, вступившись за девочку.
– Ты хочешь сказать, что ее визг не действует тебе на нервы?
– Может, этот звук и не очень приятен, но ведь ты должен понять, что малышка напугана, – заметила Давина.
– У меня пальчик болит, – жалобно протянула Лилея, демонстрируя Джеймсу уколотый палец.
– Вот видишь, она не только напугана, но еще и поранилась, – сказала Давина.
«Да в своем ли они уме? – думал Джеймс. – Поранилась? Чем? Хвойной иголкой? А если бы она настоящей иглой укололась, то мы бы, верно, оглохли от ее визга!»
– Мы ее оба предупреждали не раз, чтобы не трогала остролист, – пробурчал Джеймс. – Сама виновата, что укололась.
Давина строго смотрела на девочку, но голос ее был мягким и ласковым, когда она тихо сказала:
– Милая, не надо трогать колючие ветки. Ты поняла?
Джеймс видел, как Лилея надула губы. Все она прекрасно слышала, и все она поняла – вот только не желала подчиняться!
Джеймс уже не раз пожалел о том, что согласился взять Давину с собой в лес. Он и сам не вполне понимал, какие чувства испытывал к Давине, одно лишь знал точно: она заставляла его страдать. Когда Давина предложила взять с собой на прогулку Лилею, он был только за – рассчитывал, что девочка создаст между ними нечто вроде защитного барьера, сгладит остроту боли, которую неизменно вызывало у него присутствие Давины. Увы, ему и в голову не могло прийти, что Лилея не сгладит ситуацию, а, напротив, обострит ее.