Джеймс наконец-то открыл глаза, и она увидела вспыхнувшие в них лукавые огоньки – он все прекрасно понимал. Но Давина нисколько не обиделась – напротив, его веселье, как ни странно, помогло ей избавиться от излишней нервозности. Ведь теперь Джеймс не казался таким неприступным и суровым…
Приподнявшись на локте, Давина прижалась губами к его щеке. Щетина на ней была колючей, но ощущения оказались скорее приятными. Осмелев, она поцеловала его в губы, почувствовав на них сладкий привкус вина. И постепенно притухшие было угольки желания вновь раскалились, ей уже захотелось иных поцелуев, не столь целомудренных.
– Ты целовать меня собралась или щекотать? – пробормотал Джеймс.
– Целовать, – ответила она и провела кончиком языка по его губам, заставляя их раскрыться. И стоило ей добиться желаемого, как весь ее пыл, годами не знавший выхода, вырвался наружу. И теперь уже Джеймс не бездействовал – он с громкими стонами целовал ее в ответ.
Давина не понимала, что с ней происходило; оказалось, что в ней открылись такие бездны, о существовании которых она даже не подозревала. Ее бросало то в жар, то в холод, и внезапно их с Джеймсом одежда стала ужасно ей мешать. Долой все барьеры! И она принялась стаскивать с него тунику. Следом за туникой на полу оказалась и его льняная рубаха.
Затаив от восторга дыхание, Давина любовалась обнаженной грудью Джеймса. На время забыв о штанах, что все еще были на нем, она поглаживала эту восхитительную грудь.
Джеймс был худощав и мускулист, ни унции лишней плоти. А многочисленные шрамы ничуть не умаляли красоты его тела. Сейчас он снова лежал абсолютно неподвижно, и лишь исходившее от него тепло напоминало о том, что под ее пальцами не мрамор, а живая плоть. Что ж, значит, ей предстояло «оживить» этот теплый мрамор, заставить его чувствовать.
Наклонившись над ним, Давина прижалась щекой к его обнаженной груди. Затем прижалась к ней губами и лизнула языком. Она слышала, как гулко билось его сердце, и слышала, как тяжело он дышал.
Приободрившись – она поняла, что действовала правильно, – Давина стала ласкать его более настойчиво. И Джеймс, сделав глубокий вдох, глухо застонал. Решив довериться интуиции, Давина провела ладонью по его животу, затем – по штанине из мягкой шерсти, под которой прощупывались крепкие мышцы. Немного помедлив, она мысленно воскликнула: «Долой все лишнее!» И тотчас же принялась развязывать тесьму на его штанах. Успешно справившись с этим делом, она стащила с него штаны. Джеймсу ужасно хотелось рассмеяться, но он терпел и лишь на последнем этапе не удержался, издав нечто среднее между смехом и мычанием.
Впрочем, Давина его, кажется, не услышала – так поразило ее открывшееся перед ней зрелище. Как завороженная смотрела она на его могучее древко – твердое как камень и дерзко устремленное вверх, к потолку. Движимая любопытством, она принялась исследовать его на ощупь, дивясь каждому своему открытию. И почему-то, прикасаясь к нему, она и сама все сильнее возбуждалась. И вдруг почувствовала, как набухает ее грудь и как твердеют соски. А потом ей захотелось все проверить, какова же на вкус восставшая мужская плоть. Но хватит ли у нее на это дерзости? Хм… еще как хватит!
Для начала Давина прижалась губами к курчавому треугольнику волос, окружавшему его устремленную вверх плоть. И реакция последовала незамедлительно – Джеймс рывком приподнял бедра. Давине даже показалось, что у него это получилось непроизвольно. Окрыленная успехом, она лизнула Джеймса в пах – и бедра его снова приподнялись, на сей раз – еще выше. К тому же он тихо застонал.
– Тебе нравится? – шепотом спросила Давина.
Из горла его вырвался смех, который тотчас же перешел в стон.
– Ты меня убиваешь, девочка… – прохрипел Джеймс.
– Так что же я должна делать? – поинтересовалась Давина.
– Что хочешь. – Он снова застонал.
– А могу я… еще раз прикоснуться к тебе?
– Да, да, да… – Теперь уже стоны следовали один за другим.
Давина лизнула возбужденную мужскую плоть – и замерла в изумлении. Плоть эта стала расти прямо у нее на глазах.
– Ты это специально делаешь? – спросила Давина.
– Делаю – что? – Джеймс снова застонал.
– Ну… заставляешь эту штуку увеличиваться…
– Эта штука – она сама себе хозяин, – прохрипел Джеймс.
Давина облизала губы.
– Я хочу приручить этого зверя, – объявила она – и совершила немыслимое: накрыла «зверя» губами и втянула в рот.
И в тот же миг Джеймс содрогнулся всем телом – содрогнулся так, словно в него ткнули раскаленной кочергой. Давина в страхе отпрянула. А Джеймс, повернувшись к ней спиной, спустил ноги на пол. Давина в недоумении уставилась ему в спину. Она не могла понять, что сделала не так. Ей казалось, что ему нравилось то, что она делала, а теперь вдруг…
Джеймс сделал несколько глубоких вдохов, потом повернулся к ней лицом. Давина постаралась не показать ему своего разочарования.
А он вдруг сообщил:
– Знаешь, у тебя удивительные губы…
Давина откашлялась и пробормотала:
– Но если так… тогда я хочу снова попробовать.
– Да-да, конечно. Обещаю не жаловаться, – сказал Джеймс с какой-то странной хрипотцой.
Давина пододвинулась к нему и положила голову ему на плечо. А он снова улегся, и теперь она уже без всяких колебаний взялась за дело – принялась ласкать его и целовать. В какой-то момент губы ее снова сомкнулись на твердой мужской плоти, и Джеймс, громко застонав, запустил пальцы в ее волосы и вновь приподнял бедра.
А Давина все продолжала и продолжала его ласкать. От сознания того, что она способна была дарить ему столь острое наслаждение, голова у нее шла кругом. И еще она испытывала невероятное облегчение – оказалось, что годы добровольного затворничества все же не убили в ней чувственность.
Наконец, чуть отстранившись, Давина заглянула Джеймсу в лицо. Глаза его оставались закрытыми, щеки горели, а на губах блуждала блаженная улыбка, при виде которой Давина тоже улыбнулась – сейчас, в эти мгновения, она ощущала себя всесильной.
Все оказалось куда труднее, чем она думала, – и при этом все было очень даже просто; главное – не противиться своим желаниям, делать то, что хочешь делать, и тогда все получается как бы само собой.
Давина снова улыбнулась. Ужасные воспоминания, годами вызывавшие столько страха, постепенно меркли и уходили в прошлое…
Она снова принялась ласкать любимого, но Джеймс вдруг приподнялся и прохрипел:
– Все, довольно. Теперь – моя очередь.
Давина подняла голову и посмотрела в его глаза, потемневшие от страсти. Внезапно он ласково ей улыбнулся и провел ладонью по ее щеке. И в тот же миг ею овладело странное беспокойство, и все тело ее словно покрылось горячими мурашками. Ей сделалось жарко, а сердце гулко забилось. Почувствовав, что больше не может ждать, Давина прошептала:
