– Не бойся ко мне прикоснуться. Мне ужасно хочется, чтобы ты меня поласкал.
– Я боюсь, что забудусь и сделаю тебе больно, – признался Джеймс.
– Не бойся. Ничего со мной не случится, – теряя терпение, сказала Давина.
– Что ж, тогда… Ты должна лечь так, чтобы мне было удобно до тебя дотянуться.
Давина нахмурилась.
– Но я и так рядом с тобой, Джеймс…
Он негромко рассмеялся и поцеловал ее в губы. Затем уложил на спину и накрыл ладонью ее грудь. Давина замерла в напряжении, когда он провел большим пальцем по соску, а все тело ее пылало словно в огне. Джеймс же, чуть помедлив, развязал тесемки у ворота ее рубашки, затем обнажил плечи и грудь. Когда же он стал целовать ее груди, Давина громко застонала. И вскрикнула, выгнувшись ему навстречу, когда он легонько прикусил один из сосков. И теперь ей казалось, что тело ее словно жило какой-то своей, отдельной жизнью – бедра сами то и дело приподнимались.
Тут Джеймс положил ладонь ей на живот, и Давина на несколько мгновений затаила дыхание, затем медленно раздвинула ноги. Джеймс принялся ласкать ее, и она снова застонала. О, как же ей были приятны его нежные прикосновения. Но вскоре она почувствовала, что ей все меньше хочется нежности и все больше хочется страсти.
– Мой ангел, – бормотал Джеймс, – ты такая сладостная.
Пальцы его нащупали спрятанный в складках бугорок – маленький, не больше жемчужины, – а затем… Нахлынувшие на Давину ощущения заставили ее содрогнуться всем телом, а живот словно судорогой свело. Она громко стонала и металась из стороны в сторону, но древний как время инстинкт требовал большего.
– О, Джеймс, Джеймс!.. – выкрикивала она, задыхаясь.
– Да, любовь моя. Я знаю, что тебе нужно.
Склонившись над ней, Джеймс принялся целовать и покусывать ее соски. А тем временем пальцы его… Они делали с ней что-то необъяснимое, колдовское.
Давина чувствовала, что развязка близка, и в какой-то момент, в очередной раз содрогнувшись, она громко закричала от наслаждения и счастья, и ей почудилось, что она куда-то взлетела – воспарила высоко-высоко. Но потом Джеймс вдруг накрыл ее своим мускулистым телом, и Давина, почувствовав, что спускается с небес на землю, тихо всхлипнула. Она смутно сознавала происходящее, голова ее была как в тумане, и этот туман стал ее врагом. Воспользовавшись темнотой, окутавшей ее сознание, демоны и страхи, прятавшиеся в потаенных уголках, выползли из своих укрытий и овладели ее телом. Горло вдруг сдавил страх, и ей почудилось, что она задыхается.
– Господи, Давина, что с тобой? – пробормотал Джеймс.
– Я не могу дышать… – заикаясь, выдавила она.
– Проклятие! – Джеймс приподнялся на локтях. Больше не придавливая ее своей тяжестью, он нависал над ней, глядя ей в глаза.
Стараясь отбросить свои страхи, Давина прошептала:
– Прости меня, Джеймс, прости… – На глаза ее навернулись слезы. – Я просто испугалась… сама не знаю чего… Но поверь, я хочу этого. Пожалуйста, не оставляй меня.
– Я никуда не ухожу, – ответил Джеймс и с глубоким вздохом прижался лбом к ее лбу.
Они пролежали, не меняя позы, минуту или две, после чего Давина тихо проговорила:
– Прости меня, Джеймс. Так получилось…
– Тсс, не мешай думать, – сказал он, улыбнувшись. Помолчав, добавил: – Знаешь, этим можно заниматься множеством способов, и я хочу попробовать… вот этот, например.
Джеймс улегся на спину и тотчас же, приподняв Давину, усадил ее на себя. Такое положение показалось ей странным и даже противоестественным, но она, решив довериться Джеймсу, не стала возражать.
– А теперь поцелуй меня, девочка моя, – сказал он, снова улыбнувшись.
Давина склонилась над ним и тотчас же обнаружила: для того чтобы целоваться, лучшей позы и не придумать. Она не стала мешкать и тотчас исполнила просьбу Джеймса. Поцелуй подбросил огня в горнило страсти, и Давина почти не испытывала страха, когда Джеймс, обхватив ладонями бедра девушки, чуть приподнял ее, а затем стал опускать на свою возбужденную плоть.
На верхней губе у нее выступили мелкие бисеринки пота, когда она, медленно опускаясь, пыталась принять его в себя. Она чувствовала, что он помещался в ней с трудом, – а потом вдруг наступил предел. И в тот же миг, крепко обхватив ее за талию, Джеймс проговорил:
– Давина, ты девственница…
– Что? – Она взглянула на него в растерянности.
– Ты девственница. Я чувствую твою девственную плеву.
– Ну, что же…
– Хочешь, чтобы я остановился?
– Нет-нет! – Она энергично покачала головой. И в подтверждение своих слов резко опустилась на него, за что была вознаграждена острой болью. Впрочем, боль почти тотчас же утихла, и Давина, взглянув на Джеймса, тихо спросила: – Я все правильно сделала?
Он со стоном приподнял бедра, и она, схватив его за плечи, чуть приподнялась, а затем вновь резко опустилась. Джеймс опять застонал, а Давина, покачивая бедрами, прислушивалась к своим ощущениям. И ощущения эти были очень даже приятные…
Давина сама выбрала темп; сначала двигалась медленно, потом все быстрее и быстрее, и стоны, вырывавшиеся из ее горла, становились все громче. Чувствуя, как увлажняется ее лоно, Давина, всхлипывая, прохрипела:
– Еще, еще, еще…
И Джеймс стал двигаться все быстрее, но Давина не отставала от него и ни в чем ему не уступала. Однако бешеный ритм нисколько не утомлял – напротив, бодрил, кружил голову, опьянял.
Закрыв глаза, Давина сосредоточилась лишь на своих внутренних ощущениях, и тело ее, наполняясь восторгом, постепенно избавлялось от кошмарных воспоминаний.
– Ты уже почти у цели, – внезапно прошептал Джеймс.
И действительно, она чувствовала уже знакомую пульсацию. «Но неужели снова?… Разве такое возможно?» – изумлялась Давина. Взглянув на Джеймса, она испугалась за него. Казалось, что лицо его свело смертной мукой. Если бы она могла сейчас заговорить, то, наверное, спросила бы, что у него болит. Но говорить она не могла. И не могла остановить эту бешеную гонку, так как оба они почти достигли вершин блаженства.
Тут Джеймс вдруг замер на мгновение, прокричав ее имя. И в тот же миг Давина почувствовала изливавшуюся в ее лоно горячую влагу. Содрогнувшись всем телом, она пролепетала какую-то нежную бессмыслицу, а потом, обессилев, прильнула к любимому и затихла. Слезы катились по ее щекам, но она тут же утирала их украдкой, боясь, что если Джеймс их увидит, то все неправильно поймет. Ведь плакала она от облегчения… Плакала от счастья. Ей хотелось громко смеяться и кричать от радости, и Давина с величайшим трудом сдерживалась. В эти мгновения она чувствовала себя так, словно заново родилась. Ведь теперь стало ясно: она снова могла любить – могла любить мужчину.
Тут Джеймс повернулся на бок и заключил ее в объятия. Она потерлась щекой о его плечо и прижалась к нему покрепче.
