– Я готов стать отцом, если ты мне пообещаешь, что наш ребенок не будет таким своенравным и избалованным, как Лилея.
Давина просветлела лицом.
– Если ребенок унаследует упрямый нрав Маккены, я с этим ничего поделать не могу. Но я точно знаю, что избаловать ребенка, как это сделал твой брат, я никому не позволю. И потому наше дитя будет ангелом по сравнению с его дочкой.
Джеймс подумал о том, что ванна пришлась как нельзя кстати. И расслабит, и в голове прояснится.
Полежав немного в теплой воде, он вдруг рассмеялся и заявил:
– Ангельский характер хорош для девицы! А если у нас родится парень, то я хочу, чтобы у него был отвратительный характер. То есть не ангельский…
– Упаси бог! – воскликнула Давина. Подойдя к ванне, она обмакнула в воду мочалку и хорошенько ее намылила. – Знаешь, Джеймс, – она начала тереть шею мужа, – я хотела бы, чтобы с нами поехал один мальчик. Колин.
– Мой паж? – удивился Джеймс.
– Да, он. Я говорила с твоей матерью, и она готова отпустить его с нами.
– Но этот паренек… Он боится собственной тени. Не думаю, что такое далекое и совсем небезопасное путешествие придется ему по нраву.
– Значит, мы должны убедить Колина в том, что его ждет настоящее захватывающее приключение. Все мальчишки любят приключения.
Джеймс с усмешкой приподнял бровь.
– А родные Колина не обидятся на нас? Ведь они отправили его сюда, в замок Маккены, чтобы мой отец сделал из него воина.
– Да, совершенно верно, – с улыбкой кивнула Давина. – Вот ты и будешь учить Колина всему необходимому, так же как тебя в свое время учил твой отец.
– Вообще-то… у нас так не принято, – пробормотал Джеймс.
– Но Колин-то – третий сын. Не думаю, что его родителей так уж заботит, где именно он будет воспитываться, – сказала Давина и тут же намылила голову мужа.
Джеймс закрыл глаза и расслабился. Немного помолчав, спросил:
– Ты уверена, что тебе этого хочется? Ты берешь на себя ответственность за парня, – а стоит ли?
– Уверена, что стоит. – Давина вылила мужу на голову ведро чистой воды. – Твоя мама волнуется за Колина. Другие мальчишки его дразнят. Колину будет лучше, если мы увезем его отсюда.
– У тебя слишком мягкое сердце, Давина Маккена, – сказал Джеймс, с одобрением глядя на жену.
– Лучше иметь мягкое сердце, чем мягкую голову, – со смехом ответила Давина и протянула мужу полотенце.
Джеймс вылез из ванны, оставив на каменном полу лужицы воды, затем вытерся насухо и, обмотав полотенце вокруг бедер, обнял жену за талию. Стоило же ему прикоснуться губами к ее губам – и все заботы отошли на второй план.
Полотенце его упало на пол, а так как в спальне было совсем не жарко, они решили согреться и нашли для этого самый приятный способ.
Через несколько дней молодые супруги покинули замок Маккены. Почти две недели им предстояло провести в дороге. Они везли с собой целый караван всяких грузов: еду, вино, эль, домашний скарб. И охраняли хозяйку всего этого добра лучшие воины Маккены, больше тридцати человек. Погода была непредсказуемой: один день теплый, другой – холодный и ветреный.
Тщательная подготовка к путешествию не была напрасной. От ночного холода их спасали утепленные мехами шатры. И все же, когда Джеймс как-то вечером вошел в их с Давиной шатер, он увидел, что она дрожит.
– Что с тобой? Ты заболела? – спросил он с беспокойством.
– Нет, – ответила Давина, чуть не плача. – У меня только что начались месячные.
Джеймс не сразу понял, что ее так расстроило, но, сообразив, что к чему, сказал ей в утешение:
– Не печалься, любовь моя, мы еще успеем завести ребенка. Времени хватит.
Давина спрятала лицо у него на груди.
– Я понимаю, что не стоило даже думать об этом, но я так надеялась…
– Если память мне не изменяет, одной надежды мало, чтобы сделать ребенка, – с намеком проговорил Джеймс.
Давина с улыбкой кивнула.
– Да, ты прав. И поверь, твои старания не пропадут даром. Наши сыновья будут такими же непоседами и драчунами, как ты.
– И еще я хочу несколько дочек с твоими ясными глазами, добрым сердцем и чувством юмора.
– Я готова все для этого сделать. При условии, что ты мне поможешь.
Джеймс засмеялся, поцеловал жену – и вся ее грусть утекла, как вода сквозь сито. Она верила, что у них будут дети. Столько детей, сколько бог даст.
После легкого ужина Давина легла спать и крепко проспала в теплых объятиях мужа до самого утра.
Ближе к вечеру следующего дня, когда они наконец подъехали к замку Торридон, погода совсем испортилась. Подул резкий ветер, небо нахмурилось, и где-то вдалеке раздавались глухие раскаты грома. Животные нервничали, и людям тоже было неспокойно. Когда они поднимались на гребень небольшого холма, Давина едва сдерживала волнение. Вот-вот ее взгляду откроется дом ее детства. Интересно, каким он стал?
И вскоре она его увидела – за лесистым холмом виднелся Торридон, казавшийся по сравнению с замком Маккены совсем крошечным; над невысокими стенами возвышались всего две каменные башни, а все остальные постройки – как жилые, так и хозяйственные – были деревянными, и находились они во дворе замка. Но золотистый камень, из которого были выстроены и стены, и башни, сиял и радовал глаз даже и в пасмурную погоду.
Увы, ничему другому нельзя было порадоваться. Не реяли флаги над сторожевой башней, и всего несколько струек дыма поднимались в небо из труб, торчавших из соломенных крыш приземистых домиков, жавшихся снаружи к каменной стене крепости.
– Торридон, оказывается, гораздо меньше, чем мне помнилось, – с некоторым удивлением пробормотала Давина.
– Ты уехала отсюда еще девочкой, – сказала Джеймс, с интересом разглядывая свой будущий дом. – И ведь после смерти родителей ты ни разу сюда не возвращалась?
– Нет, ни разу. Вначале я часто просила дядю отпустить меня сюда хотя бы на месяц-два, но он каждый раз отвечал мне отказом, и я поняла, что просить бесполезно. – Давина вздохнула и добавила: – Теперь я очень жалею о том, что не проявила настойчивости. Я должна была приезжать сюда хотя бы для того, чтобы люди, которых я знала и любила, помнили обо мне и знали, что они мне дороги.
– Что ж, теперь ты здесь. Когда местные жители убедятся, что мы действительно собираемся здесь жить, они непременно обрадуются, – бодрым голосом проговорил Джеймс.
Давина улыбнулась и тут же снова вздохнула: она не разделяла оптимизма мужа. Пришпорив коней, молодые супруги выехали вперед, оставив караван позади. Если не обращать внимания на дым из труб, деревня казалась вымершей – не было видно ни играющих детей, ни овечьих отар, ни женщин, стирающих белье у ручья.
