– У вас очень красивые зубы, – говорит он.
И сразу узнает, что ее отец – дантист.
Не без бахвальства он говорит:
– Я знаю парня, чей отец – дантист.
Она, похоже, проявляет интерес:
– Да?
Все происходит совершенно непринужденно, когда они сидят там и едят кебабы. Непринужденно, почти невольно, он отделил ее от подруг. Она отвернулась от них, обратившись к нему.
– Вам нравится Кипр? – спрашивает он.
Она жует кебаб и кивает.
Он узнает, что она второй раз в Протарасе.
– Может, вы покажете мне, что тут и как? – говорит он легко. – Я ничего здесь не знаю. Я тут впервые.
И она отвечает ему с такой простотой, что он проникается уверенностью: его ждет нечто особенное:
– Хорошо.
– Где вы живете? – спрашивает он.
Она называет какую-то молодежную турбазу, и его наполняет гордость уже от того, что он здесь в нормальном отеле, это придает ему уверенности, и он задает новый вопрос:
– Чем занимаетесь сегодня?
Ее подруги собираются уходить.
– Спим!
Сказав это, она смеется, и это обескураживает его, словно смех намекает на то, что все их общение было для нее не всерьез – что-то незначительное, ни к чему не ведущее. И он хочет ее. Он хочет ее. На ней джинсовые шортики в обтяжку, отмечает он. И сандалии на низком ходу.
– Как насчет потом? – спрашивает он, стараясь не выдать отчаяния.
Вся непринужденность словно испарилась. Испарилась в тот самый момент, когда она собралась уходить, даже не задумавшись о том, что они могут больше не увидеться.
Теперь же она колеблется.
Ее подруги уже уходят, но она еще здесь, колеблется.
– Вы хотите встретиться позже? – спрашивает она серьезно.
– Я хочу увидеть тебя снова.
Она внимательно смотрит на него.
– Мы будем вечером в «Джестерс», – говорит она. – Вы знаете «Джестерс»?
– Я слышал об этом месте, – говорит он. – Но еще не был там.
– Хорошо, – говорит она, продолжая серьезно смотреть на него.
И объясняет ему с ненужными подробностями, как туда дойти, желая убедиться, что он все понял.
– Ясно, – говорит он и снова легко улыбается. – Увидимся там. Хорошо?
Она кивает и спешит к подругам, ждущим у двери.
Он смотрит, как они уходят, затем выдавливает побольше соуса на кебаб и доедает его, не спеша.
Все теперь видится ему в совершенно ином свете. Теперь он, хрен бы его побрал, просто обожает Протарас. Он шагает по солнечной улице, и все кажется ему другим, все радует глаз. Он думает, уж не влюбился ли он, и заглядывает в аптеку рядом с «Макдоналдсом», чтобы купить пачку презервативов – десять штук.
– Привет, друг мой, – говорит он улыбчивому человечку за стойкой в душном холле «Посейдона».
– Доброе утро, сэр. Спали хорошо, сэр?
– Очень хорошо, – отвечает Бернар, даже не задумавшись. – Вчера вы говорили что-то о другом отеле, о бассейне?..
– Отель «Вангелис», да, сэр.
– Где это?
Бернар находит отель «Вангелис», сообщает, что он из отеля «Посейдон», платит десять евро, ему шлепают на руку смазанную печать и показывают, как пройти к бассейну. Он идет по коридору, улавливая запах бассейна, заходит в раздевалку и внезапно попадает в шумный и яркий мир аквапарка.
Он плавает в лягушатнике. Кожа у него молочно-белая после французской зимы. Переходит во взрослый бассейн и проплывает в размеренном темпе несколько метров, а затем встает в очередь за детишками, чтобы скатиться с горки. После этого направляется в волновую секцию, где качается на волнах вверх-вниз, в окружении бликов, еще одна мокрая голова среди многих, и все это время думает об Ивете.
И когда, выйдя из бассейна, он обсыхает, лежа на шезлонге, он продолжает думать об Ивете. Глаза его закрыты. А влажные волосы отливают в рыжину. На его плоской белой груди топорщится кустик рыжеватых волос. Ноги и руки у него длинные и гладкие. Мокрые плавки облепляют его чресла.
Солнце медленно плывет по небу.
В одном из бассейнов, на мелководье, имеется бар с полукруглой соломенной крышей, стулья лишь немного возвышаются над водой. У края бассейна сделаны воротца, через которые бармен может выходить на сухую поверхность, где в холодильнике из нержавеющей стали хранятся напитки.
После полудня Бернар плещется в лягушатнике, думая об Ивете, когда вдруг, повинуясь безотчетному импульсу, он подплывает к бару и садится на один из табуретов. Его ноги в воде кажутся белыми как мрамор. Он заказывает пиво «Кео». И с нетерпением ждет вечера, ждет Ивету. Ему уже не терпится.
Он сидит под соломенным навесом, держа в руке пластиковый стаканчик с пивом, и смотрит на свои ступни с голубыми венами, когда слышит рядом женский голос:
– Здрасьте снова.
Он поднимает глаза.
Это та самая толстуха из столовой, с которой он общался прошлым вечером в очереди к микроволновке. Она вместе со своей еще более объемной дочерью плывет по бирюзовому мелководью в его направлении – и что странно, обе они в платьях, простых платьях на бретельках, влажно льнущих к их пышным формам и колышущихся на воде.
– Здрасьте снова, – повторяет мать, подплывая к табурету рядом с Бернаром.
Ее лицо, плечи и необъятная грудь загорели, тонкое мокрое платье облепляет колоссальную фигуру.
– Здрасьте, – говорит Бернар.
Дочь тем временем медленно, но верно подплывает к соседнему табурету. Похоже, она меньше доверяет солнцу, чем ее мать, – повсюду на ее коже заметна сальная бледность. Только лицо у нее очень загорело.
– Здрасьте, – говорит ей Бернар учтиво.
Его охватывает любопытство – с примесью изумления и жалости, – сможет ли она усесться на табурет. Конечно же нет.
Однако каким-то образом ей это удается.
Ее мать спрашивает:
– Неплохо тут это, а?
Все еще продолжая смотреть на дочь, Бернар отвечает:
– Хорошо, ага.
– Лучше, чем мы ожидали, должна сказать.
– Хорошо, – снова говорит Бернар.
Когда женщинам приносят заказанный сидр «Магнерс» в запотевших высоких стаканчиках, старшая интересуется:
– Ну а что вы думаете об отеле «Посейдон»?
Судя по ее интонации, сама она о нем невысокого мнения.
– Ничего так, – отвечает Бернар.
– Вы действительно так думаете?
– Ну да, ничего, – говорит он. – Может, там и есть недостатки…
