Зоя задрожала, мокрая одежда мерзко и холодно липла к телу, да и в животе, казалось, кружил ледяной вихрь.
Карлики приближались – две светящиеся точки справа, одна слева. Немигающие глаза, в которых плескалось расплавленное серебро. На мгновение точки застыли, а потом исчезли.
Зоя снова испытала жуткое чувство, как тогда, когда лежала в траве: они крадутся, крадутся! Попятилась, прислушиваясь. Взгляд метался в тщетной попытке хоть за что-то зацепиться.
Справа зашуршала трава. И слева.
«Они охотники, – подумала с жалостью к себе, – а я дичь». Камень в руке больше не казался увесистым. Ничтожное оружие. А у них острые, как ножи, зубы. Десятки зубов-ножей. И когти.
Пятилась, чувствуя, что сейчас сойдет с ума. Ей казалось, что темнота сгущалась вокруг нее, становилась плотной, будто патока, проникала в легкие с каждым вдохом, просачивалась сквозь поры кожи. В голове зародился и завибрировал вопль. И вырвался наружу:
– Помогите-е! – закричала истерично, едва не раздирая горло. – Помогите-е-е!
Орала, а в рассудке что-то корчилось будто в агонии, приближаясь к краю пропасти.
Резкий вдох – и крик. Резкий вдох…
Развернулась и побежала. Ноги сами понесли. Она снова видела серебристые глаза – мелькали то справа, то слева. Слышала порывистое дыхание.
Заметила летящую в прыжке бледную тушу. Вскрикнула, пригнулась. Удар был мощный, но она удержалась на ногах. Карлик повис на ней, как пиявка, вцепился в волосы, раззявил пасть…
Зоя, почти не соображая, что делает, грохнулась на землю, придавив собой тварь. Ощутила резкий вонючий выдох на своем лице. Зубы карлика клацнули, глаза выпучились серебристыми полусферами.
Взмах, и Зоя впечатала камень в морду уродца. Еще удар и еще. В какой-то момент карлик заверещал, брызгая слюной, раскрыл пасть – камень выбил ему зубы, раскрошил, вогнал в глотку. Зоя кричала и била, кричала и била. Ярость молниями вспыхивала в голове: за отца! За Мишу! За отца!..
На спину прыгнул другой карлик, вонзил зубы в плечо, но Зоя сейчас не чувствовала боли. Вскочила, закружилась на месте, выгнулась дугой, снова закружилась – карлик сорвался, вырвав из плеча кусок плоти, упал на землю, тут же сгруппировался и опять прыгнул. Но Зоя подалась вправо, чудом увернулась. Когтистая лапа пролетела в паре сантиметров от ее лица.
Тварь кувыркнулась по земле, поднялась на ноги и уставилась на Зою единственным глазом – ноздри вздувались, из пасти текла слюна, на лбу, под бледной, как рыбье брюхо, кожей, бешено пульсировала вена.
– Ну, давай! – выкрикнула Зоя, сжимая камень. – Давай!
Увидела, как чудовище нервно вспороло лапой землю и попятилось.
– Боишься, тварь?!
В плече взорвалась боль, растеклась раскаленной лавой по спине, шее. Зоя завыла сквозь стиснутые зубы, но боль не ослабила ее, а напротив, добавила безумия к ярости.
– Боишься, тварь?! – повторила, с хрипом выплюнув слова.
И пошла на карлика, занеся руку с камнем для удара. Мокрая одежда сейчас казалась ей горячей, будто только-только пропаренной.
Карлик шипел и отходил. Зоя даже не заметила, как наступила на кровавое месиво – то, что осталось от головы другого уродца.
– Не ожидали от меня? – голос дрожал от гнева. – Боишься?
Хотелось швырнуть камень в чудовище, но остатки здравого смысла взбунтовались: нет! Нельзя!
Карлик задрожал, промычал «у-ука», что Зоя расценила как «сука» и бросился в темноту. Исчез. Растворился. Лишь трава шуршала – звук становился все тише, тише…
На миг Зоя испытала досаду, ведь чудовище не сдохло, убежало. А потом, когда адреналин в крови перестал бесноваться, подумала обессиленно: «Вот и все».
Прижала к груди камень – бережно, как хрупкую драгоценность, – и покосилась на изуродованный труп. Тело карлика плавилось, кожа взбухала, пузырилась. Плоть оплывала, точно воск.
Лучше бы не смотрела: к горлу подкатила тошнота. Зоя упала на колени и изрыгнула липкие сгустки рвоты. Отдышалась, заторможенно подумала, что это был ужин, который так старательно, но неумело готовил сегодня отец. В походном котелке, на костре.
Подняла лицо к небу и заплакала – от боли, отчаяния, обиды на проклятую ночь и отца, который спланировал этот поход. Если бы сейчас вернулся и напал одноглазый карлик, она не смогла бы сопротивляться. Силы кончились.
Слезы душили ее. Всхлипывая и морщась от боли, поднялась, шатаясь побрела в сторону леса. Голова кружилась, а в душе была такая пустота, что и вечности не хватило бы пересечь ее. Размером со вселенную.
Когда дошла до опушки, оглянулась: где-то там, в ночи, притаился кошмар. Где-то там, у догоревшего костра, лежит отец с перерезанным горлом. Где-то там Миша и страшный старик… Где-то там наступил конец всему… Где-то там…
Где-то там, в темноте.
В лесу заухал филин. Зоя поежилась и пошла вдоль опушки. Рана в плече горела огнем, рука онемела, от озноба зуб на зуб не попадал. Зоя понимала, что нужно спешить, но бежать была просто не в состоянии – тут бы сознание не потерять. Ей казалось, что одноглазый карлик где-то неподалеку, следит из темноты, ждет удобного случая. Вот ему будет радости, если она лишится чувств.
– Не… ожидали от меня, – забормотала и не узнала собственного голоса. – Не ожидали… я сама… не ожидала… никто не… ожидал…
Ее бросило в жар, снова к горлу подкатила тошнота. «Не выроню камень! – подумала с вызовом. – Он всегда теперь будет со мной… Всю жизнь!»
Зою занесло, и она чудом удержалась на ногах. Сделала глубокий вдох, выдохнула стон. Огонь в ране пульсировал, сводил с ума – он становился все более диким, жестоким, проникал в сознание и уже бесновался там.
– Я не выроню камень… ночь никогда… не кончится… но камень не выроню, – твердила в полубреду.
Где-то опять ухал филин. Шумела листва. Все звуки сливались воедино и становились болью. Сама ночь была болью. И она никогда не закончится. Зое казалось, что эта ночь вечна – сумеречная зона, из которой не выбраться. Всей семьей пошли в поход, а попали в страну кошмаров.
Увидела огни. Не серебристые и холодные, а теплые. Некоторое время смотрела на них с каким-то отупением, опасаясь моргать, – прикроешь веки на миг, и огни исчезнут, как морок. Ведь слишком не верилось, что в стране кошмаров они вообще существуют.
Поднесла камень к губам.
– Мы дошли, видишь? – произнесла с надрывом.
И пошла в сторону огней.
* * *
Когда час спустя «Скорая» везла ее в город, Зоя уже не помнила ни страшного старика, ни карликов. В сознание будто нахлынула волна, а отхлынув – забрала с собой некоторые образы, воспоминания. Зоя знала: случилось что-то страшное, и это связано с отцом, Мишей, но сами ночные события были в памяти как в тумане.
