Но ревущая тьма не желала его так просто отпускать: впереди над тропой появился силуэт человека. Кузнечик! Он медленно опускался на черных блестящих нитях, которые пронзали его тело. Пустые глазницы зияли темными дырами, нижняя челюсть висела на сухожилиях. Но он был еще живой – пальцы шевелились как лапки паука, голова судорожно дергалась, поворачиваясь то вправо, то влево, ноги сгибались в коленях и разгибались.
Антона тошнило. Давясь рвотными массами, он передвигал ноги, хрипел, обливался холодным потом, но шел. Он видел, как нити натянулись, тело Кузнечика затряслось, словно через него пропустили электрический разряд. Рывок – и того, кто мальчишкой убежал от цыганки, не желая знать свое будущее, – разорвало на части. Пронзенные нитями куски плоти исчезли во мраке. Осталась лишь голова – она завертелась в воздухе, упала на мерцающую дорогу и покатилась.
Лица начали исчезать, словно в ночи гасли бледные огни. Рев превратился в ровный гул.
Проходя мимо головы Кузнечика, на щеке которой все еще можно было различить кровавый знак, нарисованный ангелом, Антон отвел взгляд. Теперь смотрел только на лес. Глаза слезились, и деревья виделись ему будто через мокрые линзы.
Вот и арка из переплетенных ветвей. Над тропой кружилась листва. Антон зашел в пределы леса и сказал себе, что самое страшное позади, не считая того, кто шел за спиной. Искра надежды загорелась ярче, даже скованный льдом рассудок как будто начал оттаивать.
Громадные деревья, бледно-зеленый туман, стелющийся среди мощных вздыбленных корней и коряг. И плевать, что ветви медленно шевелились, извивались точно змеи – это все же было лучше, чем живой ревущий мрак. Антон осмелился предположить, что тропа, возможно, ведет к выходу. Там, на круглой площадке, был вход, а…
Мысль оборвалась – на тропу, как белесый паук, выскочил уродливый карлик. Он зашипел, оскалив пасть. Антон вскрикнул, отшатнулся, одна нога зацепилась за другую. Упал на бок, зажмурился, обхватив лицо ладонями, но за мгновение до этого взгляд все же успел коснуться того, кто шел за спиной.
Антон лежал без движения. Волосы стояли дыбом – начиная с висков, они словно начали покрываться инеем. Седина медленно ползла к затылку, запорошила макушку. Открытый рот застыл в виде «О». Дрожащие веки разлепились, глаза с узкими зрачками смотрели в одну точку. Антон больше ни о чем не думал и ничего не чувствовал.
Разум ухнул в бездну.
Глава десятая
У Алины не выходили из головы слова Федора:
«…если захотите узнать больше…» Знать она хотела – и это было отнюдь не любопытство, а нечто большее, – но боялась. За поздним обедом, за просмотром телевизора испытывала внутренний зуд: пойди и узнай правду! Не засовывай голову в песок!
Она понимала, что, обнаружив ночью альбом с рисунками, перешагнула черту, за которой начиналась территория, полная мерзких откровений. И стоило ли идти дальше? Если бы это не касалось дедушки, родного человека, – плюнула бы на все и забыла. Да и сейчас хотелось отмахнуться… вот только этот проклятый зуд. Нечто подобное она испытывала однажды, когда сдуру посмотрела документальный фильм о больных раком и, будучи довольно мнительной, заподозрила, что у нее в молочной железе растет опухоль. Побежала в больницу, и отрезок времени до вердикта врача был наполнен внутренним зудом, когда знать правду страшно, но не знать – еще хуже. Никакой опухоли не обнаружили, и у Алины даже не камень, а целая гора надгробных плит с души свалилась.
Пойти к врачу было верное решение, а пойти к Федору? Ведь теплилась же надежда, что все это какое-то недоразумение, тем более Федор сам признался: стопроцентных доказательств нет. А что у него вообще есть, кроме истории про Лира, якобы убившего какого-то грибника?
Но во всем этом было и что-то мистическое, привносящее в «Территорию мерзких откровений» еще более мрачные тона. Странные сны, то, как Максимка обнаружил тайник с альбомом… И это смущало Алину. Мистика? Нет, она так не думала, вернее, с осторожностью отодвигала подобные мысли на задний план. Успокаивала себя тем, что всему можно найти объяснение. Вот только потом, не сейчас, на это еще будет время.
Алина рассеянно смотрела по телевизору вечерние новости. Шел репортаж о серии терактов в Ираке, но она не слушала, все думала, идти к Федору или нет. Перевела взгляд на Максимку: тот сидел за столом и сосредоточенно строил домик из кусочков сахара. На строительство уже почти целая пачка ушла. Вот же занятие себе придумал. Ковырялся с белыми «кирпичиками» и бормотал: «… Построю город, а потом съем его…»
– Может, прогуляемся немного? – стараясь скрыть волнение, спросила Алина.
Максимка кивнул с улыбкой, после чего вынул из основания своей постройки несколько кусков сахара, и домик развалился.
Алина взглянула на шкаф: «Альбом. Нужно показать его Федору».
* * *
Они вышли со двора, и Алина впервые за последние часы вспомнила про Антона. Странно, что он до сих пор не дал о себе знать. Смирился? О нет, надеяться на это глупо. Наверняка сейчас обдумывает план мести. Так что нужно быть начеку, не расслабляться. Алина пожалела, что не прихватила с собой из Москвы травматический пистолет, который, кстати говоря, подарил ей Антон три года назад. Забавно было бы пальнуть в мужа из его же подарочка: ну что, дорогой, больно? Жаль, травматика, а не огнемет.
Алина усмехнулась собственным мыслям. Сомнительный, но все же позитив. Как мало порой нужно для поднятия настроения – всего лишь представить, как причиняешь боль врагу.
Когда проходили мимо дома Ольги, Алина задумалась: может, стоит с ней поговорить, прежде чем идти к Федору? Рассказать ей все как есть… Но решила отмахнуться от этой идеи, не хотелось втягивать подругу в дурно пахнущую историю с Лиром. По крайней мере, не сейчас. Достаточно того, что Ольга уже ввязалась в историю с Антоном.
– Ма, а куда мы идем? – поинтересовался Максимка.
– В гости. Мне с одним дядей поговорить нужно.
Федор будто бы поджидал их, стоял возле калитки и курил, а увидев Алину с сыном, ничуть не удивился.
– Все-таки надумали, – он не спрашивал, а констатировал факт.
Алина поморщилась.
– Я еще не уверена…
– Понятно. И я ни на чем не настаиваю, – Федор печально улыбнулся, но грусть исчезла, когда он посмотрел на Максимку. – А это кто тут у нас? – протянул мальчику руку, которую тот незамедлительно пожал.
– Сын мой. Максимка, – сказала Алина. – Оставить его не с кем было…
– Славный парень. Руку жмет как настоящий мужик.
После этих слов Максимка хихикнул, но вдруг увидел на крыше дома Федора бронзовый флюгер в виде стилизованного профиля головы индейца.
– Ма, смотри! Здорово, да? – воскликнул восхищенно.
Алине сейчас было не до флюгеров, но она заставила себя улыбнуться.
– Ага, здорово.
