– Да вы заходите, – Федор прошел во двор и придержал калитку.
В доме было чисто, пахло земляникой. Подоконники и полки заставлены горшками с кактусами, на стенах висели индейские маски. Несколько картин с изображением индейцев в боевой раскраске. В углу, над телевизором – индейский головной убор с пышными перьями. Два томагавка, лук и красивый колчан со стрелами. Алина усмехнулась: не гостиная, а музей какой-то. Одну «девушку с родео» она уже знала, теперь вот… Любопытные, однако, люди живут в подмосковной деревушке Сорокино!
– Как в юности прочел первую книгу Фенимора Купера, так заболел индейцами, – смущенно пояснил Федор. – И до сих пор болею.
Алина заметила в лице этого далеко не молодого человека что-то наивное, словно в нем еще жил тот мальчишка, который, глотая строки книги про индейцев, представлял себя каким-нибудь Чингачгуком. Заметила и впервые почувствовала к нему симпатию.
Максимку заинтересовал лук. Глаза загорелись.
– Ух ты! Настоящий?
– Нет, к сожалению. Сам сделал. Но у меня есть кое-что…
Федор вытащил из тумбочки деревянную коробку. Поставил ее на стол и торжественно открыл. Внутри оказались наконечники от стрел. Выбрал один наконечник и протянул Максимке.
– Держи, он настоящий. Будет для тебя как талисман.
Максимка с трепетом взял подарок. Восхищенно осмотрел.
– А что такое талисман?
– Штука, которая удачу приносит.
Алина с иронией подумала, что и ей не помешал бы талисман, ведь с удачей в последнее время напряг. Глядя на радость в глазах сына, она поставила еще один плюсик в пользу симпатии к Федору.
Максимку отправили на кухню пить чай со свежим земляничным вареньем (в придачу Федор снабдил его красочной книжкой про индейцев), а сами уселись за стол в гостиной. Алина сразу же перешла к делу, вытащила из сумки альбом с рисунками.
– Вот. Это было в доме, в тайнике. Случайно нашла, – не стала уточнять, что обнаружил тайник Максимка.
Федор смотрел на альбом с опаской, словно догадываясь, что в нем.
– Это рисунки моего деда, – пояснила Алина. – Не хотите взглянуть? Но предупреждаю, зрелище не для слабонервных. Мне десятка страниц хватило.
Федор пододвинул к себе альбом. Какое-то время сидел неподвижно, прикусив губу, а потом с шумом выдохнул и раскрыл альбом на середине. На одном рисунке было изображено сердце в разрезе, на другом, женщина с перерезанным горлом.
Алина потупила взгляд. Не желала смотреть. Федор перелистнул страницу, увидел изображение мужчины с ножом в груди и закрыл альбом.
– Что скажете? – спросила Алина.
Федор сидел с поникшими плечами.
– Мне и без этих рисунков было ясно, кто Лир такой… Но я вам сейчас тоже кое-что покажу.
Он вышел из-за стола, проследовал в соседнюю комнату и вернулся с картонной коробкой. Открыл ее, выложил содержимое на стол. Это оказались вырезки из газет, обычная школьная тетрадка, листы с текстом, стянутые скрепками. Федор пододвинул тетрадку к Алине.
– Здесь случаи убийств и исчезновений. Я выписал все для удобства.
Алина открыла тетрадь, бегло пробежала взглядом по строкам: «…На берегу Шатурского озера обнаружен труп мужчины… Убийство на базе отдыха… Последний раз мальчика видели возле автобусной остановки…»
– И что это доказывает? Убийства везде случаются.
Федор возбужденно перевернул несколько страниц, ткнул пальцем в строчку с датой.
– Вот. Это произошло пять лет назад на Сорокинском кладбище. Обнаружен труп женщины с вырезанным сердцем. Про сердце официально никто не говорил, но… об этом и так вся округа знала. А главное, я сам лично видел Лира возле кладбища в день убийства. Мы с приятелем мимо проезжали, и я заметил его. Расхаживал вдоль ограды, как на прогулке.
Алина фыркнула.
– Ну и что? – она настроилась на то, чтобы опровергать все эти якобы доказательства. – Может, он и правда прогуливался. К тому же…
– Да погодите вы, – прервал Федор и указал на строчку внизу страницы. – Вот здесь про убийство студентки в Шатуре. У нее тоже было сердце вырезано. И я точно знаю, что тогда Лир ездил в Шатуру. Вообще он был домосед и редко куда-то выезжал.
– Вы за ним следили?
– Скажем так… я за ним присматривал. – Федор прошелся по комнате, вернулся к столу. – Шесть лет назад в Кривандино – это деревня в нескольких километрах от Сорокино – исчезли два ребенка. Пошли на речку на пляж и пропали. Лира тогда трое суток не было, что само по себе уже необычно…
То, о чем рассказывал Федор, Алина смело причисляла в разряд совпадений. Все эти случаи ничего не доказывали. Домыслы, не более того. Однако ее не оставляло ощущение, что она сейчас выступает в роли адвоката дьявола.
Федор продолжал:
– Убийства, когда обнаруживали людей с вырезанными сердцами, происходили давно. В шестьдесят восьмом были обнаружены три трупа. Тогда поползли слухи о маньяке, все только об этом и говорили. В шестьдесят девятом один труп – в лесополосе нашли старика с вырезанным сердцем. А потом затишье на семь лет. Убийства были, конечно, но бытовые, ничего необычного. В семьдесят шестом опять началось: два трупа за одно лето. Как и раньше, сердца были вырезаны. И опять затишье на несколько лет, правда, за это время несколько человек без вести пропало, но тут разные могли быть причины. С восемьдесят первого по восемьдесят седьмой – пять трупов. А в конце восьмидесятых поймали маньяка. Я уж не знаю, как шло следствие, но он сознался во всех этих убийствах.
– Но вы, конечно, не верите, что он был тем самым, – Алина откинулась на спинку стула, скрестила руки на груди.
Федор невесело усмехнулся.
– Конечно, не верю. Через год нашли еще труп с вырезанным сердцем.
– Убивать мог продолжить какой-нибудь подражатель. – Алина любила детективные фильмы и в теме немного разбиралась.
– И вы абсолютно правы. Подражатель действительно был, его поймали в девяносто третьем. Он убил двух человек. Вырезал сердца, а трупы распял между деревьями. Кстати говоря, сердца он сожрал, вы уж извините за подробности. Но убийства не прекратились. Тот, кто все это начал десятилетия назад, продолжал вырезать сердца. Не часто. С середины девяностых до две тысячи третьего года всего три трупа. Кстати, в две тысячи четвертом накрыли секту сатанистов в Шатуре. На них повесили последнее убийство, – Федор замолчал, задумчиво уставился на тетрадку. – А с две тысячи пятого начали происходить странные вещи. Это касается нашей деревни и Лира. Надо сказать, я тогда еще не подозревал его… Как-то на него набросилась собака Витальки Тихонова. Он возвращался из магазина, а она выскочила откуда-то и давай лаять. Укусить норовила. Всегда спокойная была, а тут… Лир тоже словно озверел. Отодрал от забора доску и забил собаку до смерти. Я и еще двое мужиков его оттащить пытались, но он раскидал нас как щенят. Он ведь здоровый был как медведь. Многие видели, как Лир забил собаку, но на следующий день все начисто это забыли. И я начал замечать, что люди вообще не помнили ничего о нем. Он всю жизнь прожил в Сорокино, а будто бы и не жил вовсе. Раньше, бывало, собирались с мужиками и за рюмочкой перемывали косточки кому-нибудь из местных. И Лиру доставалось в том числе. В деревне его не слишком-то любили. И раньше все помнили о Лире, во всяком случае, хоть что-то могли о нем рассказать. А потом как отрезало. Не знаю даже… словно колдовство какое-то.
