— Вот мы и здесь, — пробормотал он, продолжая глядеть вверх, затем моргнул, кивнул, подбросил камень, поймал и целое мгновение рассматривал, держа на его ладони.
Из змеиных челюстей на него в ответ смотрела руна жизни.
— Все… — сказал Атенеум, и Ктесий резко поднял голову.
Атенеум стоял в своей клетке, глядя в потолок.
— Все… — снова произнес он. — Все мои сыны… как до этого дошло? — Он посмотрел на призывающего демонов, глаза стали холодно-синими, словно звезды. Ктесий не мог пошевелиться, мысли застыли. — Ты вернешься ко мне. Когда все начнется, ты вернешься ко мне. А затем вспомнишь, о чем я тебе говорил.
X
Разговоры
Остатки сторожевого флота вращались в холодных расширяющихся сферах. Вокруг кусков рокрита и пластали размером с дом вращались точки, которые были телами либо их частями. Со временем они попадут в слабые объятия планеты-сироты, но до тех пор будут отмечать место своего поражения.
В зону, где произошла резня, прибыл корабль, осторожно пробираясь мимо обломков, словно скорбящий, ищущий единственный труп на поле боя. Это было небольшое судно, не достигавшее и полукилометра в длину, его корпус был черным, а члены команды, ходившие по его коридорам и залам, носили черные капюшоны с багрово-белыми полосами. То был не простой военный корабль, но судно, забранное Инквизицией и более не вернувшееся к войнам былого существования. Поступив на службу, корабль получил новое имя, а изначальное название было стерто из всех записей. Теперь он назывался «Слепой Трон» и кружил у врат Просперо десятилетиями, проверяя состояние сторожевых флотов, неизменно оставаясь вне радиуса действия их сенсоров, прощупывая эфир силами астропатов, чьи способности далеко превосходили норму своего рода. Для тех, кто стерег тайну Просперо, «Слепой Трон» был ответом на вопрос, кто наблюдает за наблюдателями.
Им понадобилось сорок семь часов, чтобы найти останки калькулус логи прим Ленса Марра.
Он пробудился от боли и ощущения впивающихся игл.
<Объект в сознании>, — произнес полумеханический голос. Марр ничего не видел, и все попытки пошевелиться вызывали пронзительную агональную боль.
<Остается пятьдесят процентов мыслительных процессов, оценочное время до отказа биологических тканей — шестьсот двенадцать секунд>.
— Не пытайся двигаться, — раздался сиплый женский голос, и твердая острота в словах заставила Марра замереть. — У тебя не осталось ни конечностей, ни сердца, а половина твоего черепа разбита.
Холодное утверждение в ее словах прошло мимо сознания прима. О чем это она? Что случилось? Почему он…
— У нас нет времени, а ты очень скоро умрешь, поэтому сосредоточься. Мне нужно, чтобы ты рассказал все, что помнишь об уничтожении флота.
Он начал говорить, но с его губ сорвался только лихорадочный скрежет. Он замолчал, и на него накатила новая волна паники.
Что случилось с его языком? Что случилось с конечностями? Она сказала, что скоро он умрет.
— У тебя не осталось ни челюсти, ни языка, а твои слова транскрибируются автопером, прикрепленным к остатку шеи. Рассказывай, и мы увидим, что ты говоришь. Сосредоточься на моем голосе и поведай, что случилось.
И он рассказал ей. Он говорил, пока боль от игл не начала рассыпаться в зуд, а затем и вовсе исчезла. Марр рассказал ей все, и единственным звуком, кроме ее вопросов, был стук и треск машинного пера, двигавшегося по пергаменту.
Он замолчал, когда говорить уже было нечего. Он больше ничего не чувствовал.
«Странно, — с холодной отстраненностью подумал Марр, — всю жизнь я посвятил тому, чтобы видеть и ощущать больше любого другого существа, а теперь, лишившись этого, я совершенно не скучаю. Я чувствую свободу. Чувствую облегчение».
<Объект теряет способность к мыслительным процессам. Критический отказ биологических тканей>.
— Что последнее сказал тебе голос? — сдержанно, но настойчиво спросила женщина.
— Он сказал… — Скребущее по пергаменту перо запнулось.
— Что?
— Он сказал, что они — сыны Просперо. Сказал, что они вернулись. Сказал…
Перо замерло, оставив лишь тихий шелест пергамента, продолжавшего падать на пол.
В финальные серые мгновения своей жизни Ленс Марр услышал женский голос:
— Отправляйте послания-маяки. Максимальная важность. Вызывайте остальные сторожевые силы. Пятнадцатый легион вернулся на свою могилу.
Последний клочок мысли Марра был немым вопросом: «Почему… почему они сказали мне, кто такие?»
Чернота пустила мысль по ветру, и на нее уже никому не было суждено ответить.
Перевертыш стряхнул с себя лицо и принял новое. Последнее обличье принадлежало женщине, которая служила палубным офицером. Оно не было идеальным, но в конечном итоге позволило ему найти более подходящую маску — лицо человека, облеченного властью.
Он шел по мостику мимо модулей с сервиторами, закрепленными за своими пультами, кивая людям, с которыми встречался по пути, и игнорируя техножрецов в красном, что обслуживали утесы техники. Никто ничего не замечал. Перевертыш выжидал, пока не достиг широкой палубы под командным троном.
Человек, восседавший на вершине горы из древней стали, походил на кусок жира в бархатной форме. Перевертыш посмотрел на коммодора и отдал честь.
— Вахтенный офицер командного яруса, второй лейтенант Кордат докладывает, коммодор, — проговорил он.
Глаза коммодора, похожие на черные жемчужины на лице-глыбе, переметнулись на Кордата.
— Да-да, прекращай уже трясти рукой и чесать языком, просто заканчивай. — Коммодор махнул толстой рукой в сторону человека в офицерской форме, стоявшего за кафедрой у подножия командного трона.
Перевертыш приблизился к кафедре, встал по стойке смирно и поклонился. Офицер за кафедрой поклонился в ответ, после чего передал жезл, покрытый тонкими электрическими схемами и лепными звездами с орлиными крыльями. Перевертыш принял жезл, поклонился еще раз, выпрямился и, выверено печатая шаг, прошел на помост. Другой офицер сделал то же самое, но покидая кафедру.
Вдалеке, в каверне мостика, ударил огромный колокол. Когда звон стих, Перевертыш вставил жезл в разъем на кафедре и совершил ритуальный удар по медному корпусу.
— Вахта на командном ярусе принята при третьем ударе часов. Все ладно в объятиях великих звезд.
— Что за цирк! — пророкотал коммодор. Он закашлялся, а затем указал на Перевертыша. — Поприветствуй «Защитника истины» и выясни, почему они копались так долго. Вся группа должна была передать мне статус готовности к переходу еще шесть ударов колокола назад. Впрочем, я знаю ответ. Хеликала стоило сбросить в днище еще до того, как он усадил свой зад на командный трон, и он, вероятно, до сих пор пыжится, пытаясь сформировать хоть подобие мысли. Но… — коммодор улыбнулся, сверкнув инкрустацией серебряных орлов на зубах, — мы должны придерживаться правил хорошего тона, верно, мистер Кордат?
