То, что происходило в последние дни, совсем не укладывалось в рутинную схему. Барбара скосила взгляд на Джейка — его пальцы красиво, еле касаясь, лежали на руле, две расстегнутых верхних пуговицы на рубашке открывали часть рельефной груди, в магнитоле играла классическая музыка, а по обе стороны дороги проносились городские огни. Ветер холодил лицо, вызывал мурашки, но Барбара не застегивала кофту, наслаждаясь сыростью ночного воздуха. На какое-то мгновение она словно впала в странное оцепенение, когда окружающая действительность воспринимается иллюзией, а мир теряет четкие очертания. Ты словно и спишь, и бодрствуешь одновременно, а внутри бурлит, поднимается неведомая прежде энергия.
Джейк резко сбавил скорость, съезжая с хайвея на боковую дорогу, повернул на перекрестке, пока наконец не очутился на проложенной вдоль озера улице.
— Ого, — протянула Барбара, оценивая вытянувшиеся вереницей красивые дома. В этом районе, где жили местные богачи, ей еще не доводилось бывать.
Джейк проехал еще немного вперед, затормозив в самом конце улочки, у тупика, возле скромного по размерам домика, частично скрытого за высокими конусами кипарисов и резной оградой.
Джейк выключил двигатель, выбрался из машины и открыл перед Барбарой дверцу:
— Прошу.
Они проследовали по усыпанной гравием дорожке; в тишине громко шуршали под ногами мелкие камешки, где-то за клумбами трещали цикады.
Джейк толкнул дверь — она была открыта — и пропустил вперед Барбару. Внутри дом казался огромным: весь первый этаж занимала одна гигантская комната, лишь условно поделенная на зоны. Выложенная черным кафелем кухня плавно перетекала в элегантную, полупустую гостиную; там и сям, вдоль стеклянной стены, на полу валялись пуфы и кресла-мешки, на стенах висели абстрактные картины, дверь на задний двор была открыта, и прозрачные занавески колыхались под порывами берегового бриза. В углу расположилась зона чил-аута — огромный телевизор, широкие диваны, белый пушистый ковер, квадратный журнальный столик, в черной блестящей поверхности которого отражались зажженные свечи. Вся обстановка дышала сдержанной роскошью.
— Какое дивное создание, — раздалось откуда-то сверху.
На лестнице, ведущей на второй этаж, — Барбара не сразу ее заметила — стоял широкоплечий мужчина в просторных спортивных штанах и белой футболке. На вид ему было немногим больше тридцати, на открытом лице играла приветливая улыбка.
— Это Барби, — представил ее Джейк. — А это мой брат, Будда.
— Будда? — удивилась девушка.
— Вообще-то зовут его Кевин, но он предпочитает прозвище.
— Ты еще красивее, чем мне рассказывали. — Будда спустился в гостиную и жестом пригласил гостей к мраморной барной стойке с тремя высокими стульями. — Могу я предложить вам что-то изысканное? Чай «Tieguanyin», например? Он назван в честь железной богини милосердия и имеет восхитительный каштановый вкус.
— Слушай, давай по пиву, а? — Джейк повернулся к Барбаре. — Ты как?
Она кивнула, усаживаясь на барный стул и с интересом наблюдая за хозяином. Они с Джейком были примерно одного возраста и одного роста, но на этом их сходство исчерпывалось. Будда состроил полуогорченную, полусмиренную гримасу:
— Пиво так пиво, — достал из холодильника три бутылки, две поставил перед гостями, третью открыл, налил в широкую чайную пиалу и с благостным видом пригубил.
Барбара невольно улыбнулась, и Джейк не преминул подначить брата:
— Он малость того, просветленный. Так что не бери в голову.
— Мы все просветленные, просто не каждый об этом помнит. — Будда и не думал обижаться. В уголках его глаз собрались тонкие лучики морщинок. Он встал по другую сторону барной стойки, опершись локтями, и обратился к Барбаре:
— А ты что думаешь?
— Насчет чего?
— Насчет вселенной и нашем месте в ней.
Барбара пожала плечами:
— Не знаю, как у других, но ваше местечко в этой вселенной очень даже ничего. — Она обвела глазами гостиную. — Красивый дом.
— Пойдем, проведу для тебя экскурсию. — Будда отставил пустую пиалу. Его взгляд встретился с глазами Джейка — за долю секунды они успели передать друг другу лишь им одним ведомый сигнал — и снова вернулся к девушке.
— Сперва покажу тебе второй этаж, — и он сделал приглашающий жест рукой в сторону лестницы.
Он бесшумно ступал босыми ногами по металлическим ступеням, двигаясь плавно, по-кошачьи. Отец с братьями наверняка обозвали бы его педиком, но Барбаре понравилась его естественная грация. Она снова удивилась тому, как они с Джейком не похожи друг на друга.
— Здесь незамысловато. Вот моя комната, там — комната Джейка.
— Вы живете вместе? — удивилась Барбара.
— Скорее, это я живу у Джейка. Это его дом.
Они прошли по широкому коридору и свернули в квадратную арку с бамбуковыми занавесками. Барбара замерла на пороге: в просторном помещении отсутствовала мебель. Вместо нее на полу валялись подушки, и половину пространства комнаты занимали необычные музыкальные инструменты: бубны, барабаны, гонги, чаши.
— Здесь я медитирую, — объяснил Будда. — Ты когда-нибудь пробовала медитировать?
— Сидеть с ровной спиной и думать о возвышенном? — Барбара сообразила, что ответила слишком насмешливо, но исправляться было поздно. — Нет, не пробовала.
Будда не смутился:
— О, медитация это не о ровной спине и не о возвышенном.
Барбара напряглась, приготовившись слушать длинную проповедь о просветлении, похоже, парень всерьез увлекался духовными практиками. Но тот повернул в неожиданную сторону:
— Это прагматичный, высокоэффективный способ добиться полезного для тебя состояния ума и притягивать в свою жизнь разнообразные подарки.
Она хмыкнула, невольно вливаясь в диалог:
— Интересный подход.
— Честный. — Будда прошел вперед, провел пальцами по прикрепленным к горизонтальной планке металлическим, свободно висевшим трубочкам разной длины, названия этого инструмента Барбара не знала. Тонкий, приятный звон наполнил комнату.
— Каждый приходит к медитациям с какой-то целью, — продолжил Будда. — У меня имелось много желаний, которые я не мог осуществить. У тебя ведь тоже такие есть?
«Ты ведь понимаешь, что никогда не напишешь толковой книги?» — вспомнилось Барбаре.
— Я пытался быть крутым парнем, идти по головам, чтобы добиться цели. Но единственное, чего я добился — это психоз и нервный срыв.
Он говорил спокойно, и весь его облик производил такое умиротворяющее впечатление, что в сказанные им слова верилось с трудом.
— Догадываюсь, о чем ты думаешь, — улыбнулся Будда. — Глядя на меня, сомневаешься, что когда-то я был другим, а?
