Барбара погрустнела: она ведь совершенно не знала этого мужчину, а у него были свои пристрастия и привычки; он наверняка мог удивить ее необычным хобби или поддержать разговор на любопытную тему. А она ему даже шанса не дала раскрыться…
«Хнык», — мысленно сыронизировала Барбара над своими неуместными сожалениями. Мик ей не нравился, и вряд ли бы это изменилось, так что незачем врать самой себе и изображать рефлексирующую добродетель. Мика больше нет, он исчез — вместе со своим прошлым, со своими успехами и проблемами, — тогда как Барбара осталась. И ей сейчас очень не помешало бы немного облегчить собственную жизнь, прояснив ситуацию относительно Джейка.
Где же чертовы документы?
Она проверила прикроватные тумбочки и комод (Мик предпочитал красное и синее нижнее белье), изучила книжные полки на наличие папок и блокнотов, обшарила кухню (Мику нравились кукурузные хлопья с малиной и орехами), но не обнаружила того, что искала.
В доме вообще мало что указывало на его профессиональную деятельность, а ведь Мик казался Барбаре трудоголиком, фанатиком работы. В чулане обнаружились удочки и рыболовные снасти, пыльные гири, старые клюшки для гольфа и картонные коробки со всяким тряпьем.
Уже стемнело, помещения погрузились во мрак, и Барбара подсвечивала фонариком мобильного. Она в отчаянии замерла посреди кухни, все больше склоняясь к мысли, что документы находились в машине в момент аварии.
Задерживаться дольше было опасно, кто-то мог заметить слабый свет от ее телефона в окнах погибшего соседа и вызвать полицию. И как бы она выкрутилась, спрашивается?
Она двинулась в сторону задней двери, через которую вошла, когда вспомнила, что не проверила туалет. Глупость, разумеется, но коль уж она все равно здесь… Некоторые любят изучать материалы, сидя на унитазе.
Плотная синяя папка валялась на кафельном полу возле раковины. Рядом лежали пара книг, но их Барбара проигнорировала. Она торопливо просмотрела содержимое папки, чувствуя, как бешено заколотилось сердце, и, соблюдая осторожность, незаметно покинула дом.
Зеленые цифры на холодильнике высвечивали второй час ночи, когда Барбара отложила папку в сторону, изучив каждый документ и чуть ли не выучив наизусть. Содержавшаяся на нескольких листах информация привела Барбару в состояние, близкое к панике.
Все, что кратко поведал ей в голосовом сообщении Мик Джефферсон, подтверждалось выписками из уголовного дела и судебного процесса над некоей Вайолет Прайс, двадцати пяти лет, уроженки города Шайен, Вайоминг. Она обвинялась в предумышленных убийствах трех человек и была осуждена на пожизненное заключение. На суде она заявляла, что к этим убийствам ее якобы подтолкнули, но присяжные посчитали ее версию неубедительной. Генри Томпсон (с фотографии улыбался Джейк) выступал в качестве свидетеля со стороны обвинения, и этот факт потряс Барбару сильнее всего. А потом она увидела снимок еще одного свидетеля, Эндрю Бюжо, которого она знала под другим именем — Будда.
Она еле успела добежать до туалета и склониться над унитазом — ее буквально вывернуло наизнанку.
Господи, что все это значит?
Барбара прополоскала рот и в бессилии опустилась на бортик ванной. Мозг рождал десятки самых разных гипотез, от оптимистичных до издевательски тошнотворных, и ее рассудок метался между ними, не зная, на чем остановиться. И в этом мучительном хаосе мыслей настойчиво пробивалось то ли воспоминание, то ли намек на него…
Барбара попыталась сосредоточиться, выдернуть из подсознания подсказку, но ее снова замутило.
Во что же она вляпалась… Все начиналось, как циничный боевичок, а обернулось психологической драмой.
Барбара вернулась в гостиную и пересмотрела бумаги. Вайолет Прайс. Почему это имя ей знакомо? Джейк когда-то упоминал о ней? Или это разум Барбары играл с ней злую шутку, подстраивая воспоминания под настоящее?
Голова раскалывалась от обилия мыслей. Все, что когда-то происходило в ее жизни, все ее мечты и надежды, разочарования и планы слились в одну нескончаемую какофонию эмоций, звуков и запахов, — они сводили с ума, вытаскивали наружу все потаенные страхи. Барбара застонала в голос.
Когда ей было тринадцать, ей приснился ад. Он представлял собой пространство, где личность теряла цельность, где ее границы плавились, и все, что когда-то являлось важным, принадлежащим одному тебе, таяло, исчезало в небытие. Твое истинное «я», — таким, каким ты привык его видеть — переставало существовать, и на замену ему не приходило ничего. Совсем ничего. Ты медленно распадался на атомы, а затем и атомы распадались, превращаясь в пустоту. И эта пустота заполняла тебя, а теперь уже лишь воспоминания о некогда существовавшем образе множились, растягиваясь в бесконечность, где миллиарды чьих-то иных личностей становились ничем.
Тогда, проснувшись ночью от самого худшего кошмара, юная Барбара долго приходила в себя, больше всего опасаясь, что нечто подобное повторится в реальности. Она ведь казалась себе такой интересной, загадочной, неповторимой. И разве существовало более страшное наказание, чем потерять свою индивидуальность?
Теперь, десять лет спустя, вспомнив свои детские страхи, Барбара усмехнулась. Она вдруг отчетливо поняла: то, что раньше воспринималось как ад, на самом деле являлось блаженством.
Тело и разум ограничивали, ей становилось тесно в рамках той личности, которая росла и формировалась вместе с ее мышцами и костями. Вся ее жизнь напоминала бесконечный цикл, безумную карусель, которая дарит иллюзию свободы и полета. А ведь нет никакого полета. Ты пристегнут к креслу, и ровно через пять минут механик нажмет на кнопку и опустит тебя на землю, чтобы через какое-то время все вновь повторилось.
Стать никем. Нигде. Никогда. Слиться с пустотой, похоронив привычное «эго». И в этой пустоте, утратив прошлое «я», быть одновременно и частью бога и самим богом…
Барбара сложила ноги в позу лотоса, подсунула под спину подушку и закрыла глаза. Раньше она медитировала из любопытства и жадности, надеясь получить хоть немного испытанного прежде восторга. Немудрено, что у нее ничего не получалось.
Сейчас ею двигали другие мотивы. Ей нужно было отказаться от самой себя, чтобы стать собой настоящей.
Темнота перед глазами сгустилась. В кончиках пальцев завибрировали сотни иголок. Барбара расслабилась и направила свое сознание в самый эпицентр черноты. Туда, где не было ни звуков, ни ощущений, — одна лишь желанная пустота и неопределенность.
«Неопределенность это миллионы вариантов, — говорил Будда. — Выбирай любой».
Гравитация исчезла. Тело стало легким, почти невесомым, дыхание замедлилось. Физически Барбара продолжала сидеть на диване, но ее разум находился уже не здесь.
Глава 12
— Наконец-то у тебя хорошее настроение. — Джейк поцеловал Барбару в висок, не переставая обнимать. — Давно тебя такой не видел.
Она прильнула к нему еще сильнее, прячась от дувшего с озера ветра. День выдался по-осеннему зябкий, и тонкий вязаный свитер плохо спасал от холода.
