— Ты сама поднимешься? — с сомнением протянула Барбара, высаживая Эми у ее дома и кивая на высокое крыльцо, ведущее к входной двери. Эми малость перебрала, и хотя вела она себя совершенно адекватно, позволить ей сесть за руль Барбара не могла. Если патрульный ее остановит и попросит дыхнуть в трубочку, прибор просто зашкалит и прощай, водительские права.
— Все нормально, подруга. — Эми порылась в сумочке и достала ключи. — Спасибо, что подбросила. Хотя я бы и сама прекрасно доехала.
— Лучше не рисковать.
— В этом твоя проблема, Барби. Классная ты девчонка, только скучная.
— Вот спасибо.
— Ты ж знаешь, я не со зла. — Эми нагнулась, просунув голову в открытое окно со стороны пассажира. — Просто нельзя постоянно держать себя в рамках, иногда можно позволить себе чуточку лишнего. Парня бы тебе, больного на всю голову, чтобы растормошил тебя.
— Еще раз спасибо, добрая женщина, — фыркнула Барбара. Злиться на Эми было невозможно. — Иди уже спи! Спокойных снов!
Она убедилась, что подруга благополучно поднялась по ступенькам и вошла в дом, и тронулась с места.
Дорога тянулась вдоль частного сектора, встречных машин в этот час не попадалось, и на Барбару нахлынуло неожиданное бесконтрольное чувство полного одиночества. Она подумала о том, что вся родня, все друзья ее остались в Чикаго, и хотя до Милуоки всего-то часа два пути, а то и полтора, если без пробок — за все это время никто не сподобился навестить ее. С семьей понятно, отец высказывает свое «фи», и домочадцы подчиняются, а вот подруги, с которыми связано столько воспоминаний, столько детских и подростковых клятв — «лучшийдругнавеки», — они-то куда пропали? Чем взрослее становишься, тем больше истин тебе открывается. И одна из самых главных — о тебе помнят, пока ты рядом и можешь быть чем-то полезен. С глаз долой — из сердца вон.
Накатило все разом. И утренний звонок отца, и скандал в спортзале, и отказ издательства. А ведь день обещал был таким чудесным!
За окном потянулся темный частокол из деревьев — таких по-кинематографически мрачных, что хотелось нырнуть в их засасывающую черную густоту и позволить монстру (в таких местах непременно водятся монстры) уничтожить тебя вместе со всеми твоими сомнениями, со всем твоим одиночеством.
Она подумала, что, если начнет когда-нибудь работать над новым романом, обязательно вставит туда эту дорогу, сжатую тисками лесополосы. Она отвлеклась на несколько секунд, разглядывая корявые силуэты сосен, — на каких-то несколько секунд, — и когда ее взгляд снова вернулся к дороге, что-то тяжелое врезалось в передний бампер. Барбару резко бросило в кресле, но ремень безопасности удержал ее, больно вонзившись в ребра; передние колеса подскочили, словно на кочке, затем задние, и машина по инерции проехала еще несколько метров после того, как водитель ударил по тормозам.
— Господи, пусть это будет олень…
Дрожащими пальцами она расстегнула ремень безопасности и подняла глаза в зеркало заднего вида. Это был не олень.
Долго не получалось открыть дверцу — она дергала и дергала ручку, пока не поняла, что заблокировала замки. Она буквально вывалилась из салона и ее едва не стошнило при одном взгляде на асфальт.
Человек лежал лицом вниз, и черная в сумерках кровавая лужа растекалась под ним.
Барбара бросилась к нему, схватила безвольную руку, лихорадочно нащупывая пульс.
— Ну же, черт тебя возьми! Бейся! Пожалуйста, бейся!
Пульс не прощупывался.
Барбара хлопнула себя по карманам пиджака, телефон остался в машине. Она побежала к автомобилю, взяла мобильный, начала набирать «911», но тут же сбросила.
Необычное, невнятное предчувствие заставило ее вернуться к телу. Несколько секунд она стояла, глядя на распростертого у ее ног мужчину, затем медленно опустилась на корточки, схватила его за плечи и перевернула лицом вверх.
Если ей и казалось мгновение назад, что хуже ничего быть не может, то сейчас она поняла, как заблуждалась. Еще как может.
Она узнала сбитого ею мужчину. Это был Стенли-мать-его-Уорхол.
Сегодня днем они в пух и прах разругались на глазах множества свидетелей, а несколькими часами спустя она переезжает его на своей тачке. Барбара истерически рассмеялась — и так испугалась своей реакции, что рассмеялась пуще прежнего, задыхаясь от ужаса…
— У тебя шок, отойди, — раздался за спиной чей-то спокойный голос.
Она оглянулась. В метре от нее, на тротуаре, стоял молодой мужчина в спортивной форме, с бутылочкой воды за поясом и болтавшимися на шее наушниками.
Он подошел, деловито нагнулся и положил пальцы сбоку на шею жертвы. Несколько секунд сосредоточенно молчал, затем выпрямился и посмотрел на Барбару:
— Он мертв. — И после паузы добавил: — Я совершал вечернюю пробежку и видел, как все произошло.
Барбара кивнула.
«Вот такой бесславный конец, — мелькнуло у нее в голове. — Проявить твердость характера, свалить в другой город за новой жизнью и сесть в тюрьму за убийство».
Интересно, отец будет ее навещать? О, конечно, будет. Хотя бы ради того, чтобы мучить ее своим «А я тебе говорил!»
— Его нельзя так оставлять.
Барбара подняла взгляд на незнакомца и снова кивнула.
— Спасателей и полицию вызови, пожалуйста, ты. Я… — Она запнулась. — Наверное, говорить… не смогу.
Мужчина посмотрел на нее в упор:
— Тебя посадят надолго.
Она не отреагировала.
— Ты хочешь в тюрьму?
Барбара непонимающе уставилась на странного незнакомца.
— В тюрьму, говорю, хочешь? — повторил он, повысив голос.
— Господи, конечно, нет! — взорвалась она. — Что ты за дерьмо у меня спрашиваешь? Кто вообще в своем уме хочет за решетку?
— Открой багажник.
— Что?
— Где ключи от твоей тачки? Багажник открой.
Не отдавая отчет своим действиям, Барбара протянула ему связку ключей. Какая-то часть ее вопила о необходимости скорее звонить в «911». Но была и другая часть — очень тихая, которая нашептывала совсем иное.
Она не сдержала возгласа, когда незнакомец взвалил тело к себе на плечи, преодолел короткое расстояние до ее машины и свалил его в багажник.
— До утра следы аварии не обнаружат. К тому моменту я помогу тебе избавиться от тела и разберусь с твоей тачкой, — объяснил он таким тоном, будто скрывать следы преступления являлось для него чем-то обыденным.
— Иди. — Он захлопнул багажник и подтолкнул ее к пассажирскому креслу. — Я поведу. А то ты в таком состоянии еще кого-нибудь убьешь. Адрес свой говори.
Кружка с чаем обжигала ее ладони, но она упрямо не разжимала пальцев, словно наказывая себя за содеянное. К тому же она боялась, что если перестанет чувствовать боль, то попросту отключится.
