Он фактически не размышлял. Чувство самосохранения заткнулось, осталась только злость, многократно усилившаяся. Неужели и это стерпим?!
– Гальперин! Настя! – крикнул майор. – Оставайтесь здесь. Прикрывайте меня. Палите так, словно нас тут трое!
Он вспомнил расхожее выражение про самое страшное существо на свете – дурака с инициативой. Нет, это не про него!
Стас откатывался, пока не загремел в лощину, идущую параллельно опушке. Поднялся, побежал по ней, волоча за ствол «ППШ». Патронов в диске хватит на всех! Он спотыкался, падал на колени, снова бежал, считая шаги. Где этот чертов дорожный изгиб?
Майор выпрыгнул из лощины, забросил автомат за спину, ринулся через кустарник, закрывая лицо руками. Он оказался на дороге уже за поворотом, застыл, навострил уши.
Неподалеку шел бой. Отрывисто гремели «ППШ», тявкали как мелкие собаки немецкие «МП-40». Верным курсом идете, товарищ!
Стас перебежал дорогу, стал углубляться в лес. Потом он сменил направление, на цыпочках заскользил вдоль проезжей части, снял автомат со спины.
Он навалился на них с тыла. Эти твари оказались вовсе не титанами ума, мыслили прямолинейно. Они лежали, растянувшись в цепь, в зарослях папоротника, под березами.
Майор вылупился из кустарника у них за спинами и открыл огонь. Они метались у него в прицеле, орали как припадочные. Фактор внезапности сработал в лучшем виде.
Щербатому верзиле первая же очередь перебила пятки, которые он неприлично растопырил. Вторая порция свинца угодила в промежность. Боевик задергался, изогнулся, как радуга.
Бандитам надо было вскочить, сориентироваться, а он не давал им это сделать, косил без разбора, лупил по рукам, ногам. Они бросались на него с дикими криками и тут же падали, как мешки с картошкой. Израненные, окровавленные хлопцы вертелись, как недобитые мухи, орали что-то несусветное.
Трое вышли из строя, харкали кровью. Четвертый пустился наутек, пробежал три метра, упал, долбанулся башкой о корягу. Его автомат отлетел в сторону.
Тут в пространстве вдруг материализовался бородатый демон с воспаленными глазами и клочками растительности на щеках. Он в ярости бросился на майора, не замечая, как из пробитого лба выплескивается кровь.
Шелест тоже запыхался. Ноги еле держали его, отскочить он не успел. В последний момент дернулся автомат в руке Стаса, выплюнул все патроны, которые оставались в магазине.
Две пули попали в грудь боевика. Но того это мало впечатлило. В нем кипела ярость. Он сбил майора с ног, схватил за горло. Глаза его затягивала муть, но лапы конвульсивно сжимали шею клятого москаля.
Нет уж, хрен тебе! Покойникам не пристало драться. Шелест оторвал от себя пальцы, сведенные судорогой, сбросил тушу. Боевик колотился в конвульсиях, царапал землю, постепенно затихал. Ноги у Стаса дрожали, норовили переплестись, но он поднялся.
Какого черта! Дробно застучал немецкий автомат, затрещали ветки. Враг бил не прицельно, только это и спасло майора. Из леса бежал еще один боевик, молодой, в лихо заломленной мазепинке. Откуда он взялся?
Он был бледен, как осенний день, и палил от живота. Делать это из «МП-40» крайне не рекомендуется, поскольку толку от такой стрельбы будет ноль.
Шелест не успел выдернуть «ТТ» из кобуры. Прицельный выстрел отбросил боевика на ствол осины, он сполз по нему, делая бессмысленные глаза, волоча за собой красную полоску.
Со стороны дороги приближалась смертельно бледная Настя Кутепова. Она держала пистолет двумя руками, вытянув их на всю длину. Из ствола вился сизый дымок.
– Хороший выстрел, – пробормотал Шелест, переводя дыхание. – Спасибо, девочка. Откуда он взялся?
– Лошадок в овраге сторожил, – жизнерадостно пояснил Гальперин, выскочивший откуда-то сбоку. – Замечательно, командир! Теперь у нас есть своя кавалерия.
– Гальперин, твою дивизию, что ты несешь? Зачем нам кони? – Боль скрутила грудную клетку Стаса, он сморщился, сел на корточки.
– Во-первых, товарищ майор, у меня нет дивизии, – обиженно бросил Гальперин. – Была бы, я не бегал бы с вами по кустам, а сидел в штабе, как оно и положено белому человеку. Во-вторых, машине нашей капут пришел. Не обратили внимания, что из двигателя вьется дымок? Так что кавалерия нам крайне не повредит, будет на чем торжественно в город въехать после полного разгрома лютого врага. Вы тут лихо погуляли. – Он оторопело разглядывал тела, разбросанные неподалеку. – Могли бы хоть одного на развод оставить, товарищ майор. Поговорили бы с ним за жизнь.
– Со мной поговори, – проворчал Шелест.
Настя икнула, тоже села на корточки, взялась за живот. Изо рта у нее вылетела смешинка, а за ней – неудержимый хохот.
Злость майора перетекала в тяжелый сарказм. Завершающую часть пути они действительно проделали на лошадях. По прибытии расстроенный завгар сразу же определил их рядом с машинами.
– Смотри, бензином не пои! – предупредил его Гальперин.
Станислав поднялся в кабинет, скинул продырявленную фуражку, отряхнул обмундирование, вызвал дежурного и приказал:
– Кисляра ко мне!
Капитану, видимо, доложили, что офицеры контрразведки Смерш сегодня не в духе. Он явился как штык. С его нижней губы свисала веточка петрушки. Шелест поморщился.
Капитан большими глазами уставился на фуражку с разлохмаченной тульей. Она лежала на самом видном месте.
– Это что, товарищ майор? – спросил он.
– Брился, порезался, – объяснил Шелест. – Всех подозреваемых немедленно арестовать! Мне нужно повторять дважды, товарищ капитан? Хорошо, повторю. Замулу, Приходько, Романюка немедленно арестовать и посадить за решетку.
Может, Кисляр и хотел бы получить какие-то комментарии к такому распоряжению, но их не было.
Вскоре Шелест стоял у окна, скрестив руки на груди. Он мрачно смотрел на то, как конвой выгружает арестантов из машины и ведет в подвал, где находились камеры. Иван Романюк шел с гордо поднятой головой, как будто он никакой не арестованный. Он что-то бросил невозмутимым конвойным и сам же улыбнулся своей шутке.
Бить задержанных Шелест запретил. В случае сопротивления скручивать, но кулаки и приклады в ход не пускать.
Тарас Замула презрительно фыркал, шипел на сотрудников НКВД, которым это было глубоко до лампочки. Когда конвоир взял его под локоток, он дернулся, но смирился.
Леся Приходько была испугана. Она этого и не скрывала, вышла из машины, обняла себя за плечи.
– Вперед! – приказал охранник.
Она поколебалась, он терпеливо ждал, проявлял галантность.
Женщина неуверенно двинулась к двери, ведущей в черную пасть подвала. Ноги ее подкашивались, в глазах стояла тоска.
– Грустно все это, девочки, – задумчиво изрек Гальперин, который стоял рядом с командиром и тоже смотрел в окно. – Ну, задержали, а дальше-то что? Колоть, пока не запоют? Пытать, не кормить, мучить ярким светом?.. А если все трое признаются? Я так понимаю, нам нужно найти реального предателя, а не дело поскорее закрыть.
