– Стас, отпусти! – Она сучила ногами, но он держал ее крепко и чувствовал сквозь ворох одежд, как колотится женское сердце.
– Лежать! – заорал Шелест ей в лицо, чем не на шутку напугал. – Забыла про дочь? Прикажешь мне ее воспитывать до конца своих дней?!
Солдаты кричали, куда-то бежали. Это было полное безумие! Боевики пятились. Пулемет заткнулся, но продолжался дробный перестук автоматов. Боевики ныряли за деревья, убегали с забористой руганью.
Шелест тоже куда-то бежал, стрелял из автомата рваными очередями.
Потом из кустарника выкатился Антухович с большими глазами и каким-то перекошенным ртом.
Он давился сосновыми иголками, кое-как откашлялся и сообщил:
– Чуть не растоптали меня. Патроны кончились в магазине, так я в иголки зарылся, товарищ майор. Жить-то все равно хочется.
У бойцов не было сил преследовать откатившегося врага. Все они повалились между деревьями. В отчаянной схватке погибли двое: Кулешов и молодой чернобровый паренек по фамилии Самойлов. Еще одного бандиты подстрелили в ногу, другому пуля пробила предплечье. Они стонали под неохватным стволом сосны. Невозмутимый сержант НКВД, знакомый с медициной, бинтовал пострадавшие конечности.
– Товарищ майор, оставьте нас здесь, – морщась от боли, пробормотал солдат, раненый в руку. – Мы не помрем, сами выгребем куда-нибудь. При нас оружие, аптечка и вода. Уходите, догоняйте супостатов.
Противник тоже понес потери. В траве валялись три трупа. Кровь на деревьях и кустарнике, под которым четко отпечатались следы сапог.
– Горбацевича подстрелили? – встрепенулся Гальперин. – А что, товарищ майор, реальная версия. Рядового бандита, схлопочи он пулю, они не стали бы уводить, на месте бы кончили, чтобы грузилом не был.
Версия звучала привлекательно. Силы враждующих сторон были примерно равны. С Шелестом помимо Гальперина и Леси остались четверо – Антухович, рядовой Савочкин, сержанты НКВД Осадчий и Бережной. Боеприпасов у них теперь было с гулькин нос. Но возвращаться майор не собирался. На свете не было той силы, которая заставила бы его повернуть.
Снова надоевший антураж. Поляна, лохматые дебри лещины. Хвойный лес превращался в смешанный. Погоня лежала, переводя дыхание. Нетерпение гнало людей дальше. Враг рядом! Надо догнать его и уничтожить. Но остатки разума заставляли бойцов затаиться, не лезть на рожон.
Антухович несколько минут назад уполз на разведку и уже возвращался, бежал, пригнувшись, через поляну.
– Я засек их, товарищ майор! – сообщил он не без гордости. – Семеро гадов осталось. Горбацевича, кажется, в руку подстрелили. Знаю его в лицо, нам фотоснимки показывали. За орешником длинный такой косогор, дальше пустое пространство и глиняные сопки, невысокие, но крутые такие, почти отвесные. Между ними щели кустами заросли. Снаружи и не заметишь, что там проходы есть. Меня не видели, успел откатиться. Они очень быстро в щель втянулись, но я пересчитать успел.
– С ними был кто-то в штатском? Вспомни, Антухович. Крепкий парень со светлыми волосами либо невысокий, жилистый, чернявый. Нос у него с горбинкой. Подумай хорошо.
– Не всматривался, товарищ майор, – ответил лесник. – Горбацевича приметил, вот и все. Хотя постойте, кто-то в штатском там был, я спину видел. Или нет?.. Не поручусь, товарищ майор.
– Ладно, веди, Антухович.
Поредевший отряд утонул в орешнике. Люди переправлялись через него, как через бурную реку, карабкались на склон, покрытый глиняными проплешинами.
Снова раздался дробный перестук немецкого автомата. Опять не убереглись! Двое едва успели подняться и покатились вниз, изрезанные пулями. Остальные вжались в склон.
Какого черта? Ведь Антухович видел, что банда просочилась внутрь. Он был в этом убежден, поэтому первым и выскочил. Ефрейтор скатился по склону, лежал, раскинув руки, и смотрел на Шелеста распахнутыми глазами. Он вздрогнул, выхаркнул кровавый сгусток и затих.
Второй – сержант Бережной – рухнул навзничь наверху. Из его головы сочилась кровь.
Охнула Леся, прижала ладошку ко рту. Выругался Гальперин. Смертельно бледный Осадчий пытался стащить Бережного вниз, но эта затея не выдерживала никакой критики. Помочь сержанту теперь могла только магия.
– Товарищ майор, обходить надо, – сдавленно прошептал Савочкин. – Здесь засада.
Но майор не слушал голос разума. Какой обход? Тогда они окончательно заблудятся! Он полз наверх, не поднимая головы. Рядом сопел и тоже подтягивался Гальперин. Они осторожно высунулись, ожидали выстрелов, но таковых не последовало.
Впереди метров сорок голого пространства, только глина и редкие островки травы. Дальше целая вереница рваных обрывистых сопок. Они были невысокие, с двухэтажный дом. На их вершинах торчали уродливые карликовые деревья. С обрывов свешивались спутанные космы травы, нависали карнизы. В узких разрывах между возвышенностями произрастал кустарник.
«Куда же тут идти? – растерянно подумал Стас. – Надо следы искать, но кто нам позволит это делать?»
Между офицерами, сопя словно кошка, втиснулась Леся. Шелест ругнулся, пригнул ее голову.
– Куда прешь? – прошипел он.
Она огрызнулась, уперлась пяткой в выступ.
Три пары глаз зависли над косогором. Слева и справа возились Осадчий с Савочкиным. Им тоже приспичило залезть повыше.
Тут вдруг что-то шевельнулось на сопке слева. С нее покатился камень. Из-за ствола уродливого дерева высунулась знакомая моргающая физиономия. Тарас Замула! Вот сука! Все трое дружно закричали от негодования.
– Не стреляйте! – заорал Тарас, прижимаясь к дереву и размахивая немецким автоматом. – Он вон там, через холм. Это Романюк. Он стрелял!
Зашевелилось что-то на правом холме, появилось лицо Ивана Романюка.
– Не слушайте его, товарищ Шелест! – хрипло выкрикнул он. – Брешет как дышит! Это он убил ваших людей, я видел. На скалу забрался, когда все в лагерь ушли, ждал вас.
– Сволочь бандеровская! – закричал Замула. – А я ведь верил тебе, другом считал! – Он вскинул автомат, треснула очередь.
Романюк распластался на холме и ответил приятелю тем же. Потом оба спрятались.
– Это что за фигня? – пробормотал Гальперин. – Командир, у меня уже окончательно мозги слиплись. Что происходит?
– Спроси что-нибудь попроще, – буркнул Шелест. – Я так понимаю, один из них предатель. А другой просто погулять вышел.
– Ребята, вы что там делаете? – крикнула Леся. – Слезайте оба, поговорим!
– Ага, вспомним ночи былой партизанской славы! – заявил Замула. – Хлопцы, вы что, совсем охренели, дальше носа не видите? Знаете, как он обрадовался, когда мы с ним из тюряги вышли! Ну, все, говорит, пока, будь здоров. И как припустит. А общага-то в другой стороне. Я никогда не верил, что Леська виновата, знал, что он, и проследил за этим хмырем. Он на окраину и пешком в лес. Я за ним. Он шел и ни черта не замечал, радовался сильно. Потом пропал недалеко отсюда. Вскоре толпа бандеровцев с оружием в лес потянулась. Ходил я за ними, как леший. А сейчас услышал, как сучья в лесу трещат, залез на скалу…
