— С ума сошел? Ее тут почти все обиходили, кому не лень было. Она у нашего коменданта первый кандидат на досрочное прекращение командировки.
Пожилой комендант Ивлев старательно следил за дисциплиной на вверенной ему территории и слыл грозой девочек легкого поведения.
«Вы приезжаете сюда работать и выполнять интернациональный долг, а не позорить нашу страну!» — распекал он очередную девицу, пойманную в компании авиационных техников или местных гвардейцев.
Честно говоря, его лекции о «руссо туристо облико морале» положительных результатов не давали. Но девочки его побаивались. Все, кроме одной.
Тридцатилетняя официантка Марина Силантьева работала в зале столовой, где ежедневно кормился летный состав, и неизменно привлекала к себе пристальное внимание такового. Еще бы не привлекать! С шести до восемнадцати лет она занималась бальными танцами, была стройной, складной, чуть выше среднего роста, с идеальными ровными ножками и приятной смазливой мордашкой, обрамленной коротко остриженными темными волосами.
Даже на работе эта особа носила тонкую блузку, которая едва сходилась на выпиравшей груди. О существовании лифчика эта девица, вероятно, сроду не слыхивала и дразнила мужчин сосками, четко проступавшими сквозь тонкую материю. Форменная столовская юбочка была намеренно укорочена и имела сзади чудовищный разрез, дразнящий мужское воображение.
Подойдет, бывало, Маринка к столику, подастся вперед и с таинственной улыбочкой опустит на его край поднос с блюдами. Те мужики, которые сидят с фронта, забирают тарелки и по очереди заглядывают в декольте, сквозь которое не то что грудь — пупок видно. А те, которые с тыла, любуются нижним бельишком, едва заметным меж округлых ягодиц.
В свободное от работы время эта барышня еще меньше заморачивалась вопросами морали. По жилому модулю она без всякого смущения рассекала голышом, загорала, лежа на травке в одних стрингах, вечерами с нескрываемым удовольствием принимала участие в бурных застольях с реками спиртного, неизвестно где и как добытого.
В хорошем подпитии эта особа часто приговаривала: «Случайными бывают только браки, а в любовники нужно брать людей надежных».
Следовала ли она этому принципу в жизни, не знал никто, кроме самых близких подруг.
Как только Генка Рыбин приехал на базу «Сон-мар», он сразу загляделся на Маринку. Как не заинтересуешься такой красоткой с божественной фигурой и смазливой мордашкой? Ведь на лбу у нее не написано желание переспать со всей мужской половиной человечества. Да и не только с ней. Кто-то из местных старожилов попытался его образумить, да он не поверил.
— Наговаривают на нее, — отмахнулся тогда Генка. — Хотят устранить конкурента.
Именно так и думал, пока однажды после ужина не сунулся на столовскую кухню. Рыбин загодя раздобыл коробку дефицитных конфет. Он хотел поздравить красавицу с Восьмым марта, заодно напроситься в гости.
Ужин в зале летного состава закончился. Маринка собрала посуду, стрельнула в Рыбина томным взглядом и исчезла за дверью кухни. Несколько минут назад туда с какой-то картонной коробкой прошмыгнул метеоролог Морозов. Оттуда только что доносились голоса и звон посуды. Но теперь вдруг стало тихо. Видимо, все лишние персоны удалились через служебный вход.
«В самый раз», — подумал Генка, приоткрыл дверь и замер в полном изумлении.
Девушка его мечты стояла у разделочного стола и взасос целовалась с молоденькой посудомойкой. Рядом на табурете сидел старлей Морозов. Маринкины трусики были спущены до колен, точеные ножки слегка раздвинуты. Одной рукой Морозов придерживал дурацкую картонную коробку, другая находилась под юбкой Маринки.
Обыденность этой сцены, сигаретка, тлевшая в зубах старлея, и его безмятежный вид вразумили Рыбина быстрее самого красочного рассказа об интимных похождениях бравой официантки. Генка осторожно прикрыл дверь и поплелся на выход. На крыльце он с размаху запустил конфеты в урну и с тех пор смотрел на Маринку с нескрываемым презрением.
— Так, Миша, ты занимаешься закуской, а я бегу на стоянку за спиртом, — распределил обязанности Равиль, выходя из столовой.
— Мы же недавно покушали, — заявил Гусенко и икнул после сытного ужина.
— Ну и что?! Сперва я сбегаю, потом соорудим стол, дождемся, пока командир вернется. Мы же должны отметить успешный боевой вылет!
Летчик-штурман пожал плечами. С одной стороны, да, вроде должны. С другой, команды от Карбанова не поступало. К тому же пока неизвестно, чем закончится его вызов к подполковнику Баладу. Кроме того, он сегодня собирался заглянуть на огонек в модуль Власты.
По гороскопу Равиль Тараев был Тельцом. А пить с ними, как всем известно, та еще пытка. Каждый индивидуум, родившийся под этим созвездием, во время любого застолья делает вид, будто он трезв. Даже когда ползает по полу и, подобно слизню, оставляет за собой мокрый след. Напившись в зюзю, Телец думает, что праздник только начался, и продолжает бухать до последнего осмысленного звука.
Равиль был истинный Телец. Он брал от жизни все: деньги, веселье, развлечения, секс. Ну и алкоголь в придачу.
Спорить с ним Гусенко не стал.
«Пусть бежит на стоянку и достает из заначки спирт, — подумал он. — Все равно это добро нам пригодится. Не сегодня, так завтра».
После ужина Михаил вернулся в модуль, прошел на маленькую кухню и сделал ревизию продуктов. Из того, что оставалось в холодильнике, он решил соорудить салат и мясную нарезку-ассорти. Чем плоха такая закуска?
Вскоре возвратился и Тараев.
— Вот! Полная! — заявил он, с нескрываемой гордостью достал из-за пазухи и продемонстрировал армейскую фляжку. — Правда, технический, с запашком резины, но нас этим не испугаешь. Пивали и не такое!
— Что-то командир задерживается, — заявил летчик-штурман, глянув на часы.
— Не беда, придет, никуда не денется. Давай помогу.
Вдвоем они шустро управились с приготовлением закуски, разбавили спирт в нужной пропорции и поставили его в холодильник.
— Ну так что, долбанем по маленькой? — предложил бортовой техник, потер ладони и уселся за стол.
— Предлагаю дождаться Алексеича. Заодно можно и покурить.
— А у меня другой случай был, — отсмеявшись над историей, рассказанной Равилем, заявил Михаил. — Заканчивал я школу, готовился поступать в училище. Тут умер мой престарелый родственник, живший в соседнем доме. Похоронили его нормально, как полагается, помянули. После сорока дней вдова попросила помочь разобраться с вещами покойного — что-то выкинуть, другое людям раздать, третье взять себе.
Спирт остыл в холодильнике до приемлемой температуры, Гусенко с Тараевым успели выкурить по паре сигарет, а командир все не возвращался. Однако подчиненных это пока не тревожило. Николай Алексеевич отправился к командиру базы, от него наверняка завернул в столовую, а после мог наведаться в госпиталь к своей зазнобе Елене Васильевне.