Ох уж и волшебные капли, даже чересчур, ей-богу! В какую только ахинею доктора не швыряло, чего только он не выдумывал, а самого главного понять не хотел — нечисть тотчас в покое его оставит, как только алмазы сыщутся. Ульяна Владимировна и так и эдак ему об этом сообщала, право, чуть сама с ума не сошла, пока еженощные спектакли демонстрировала. А тут еще и несчастье случилось — Герочку изловили и в зоосад отправили. Ну к кому бы разнесчастная Ульяна Владимировна пошла помощи просить — только доктор один был у нее во всем белом свете. Пришлось задачу обозначить основательней, чтобы, не дай господь, недотепу опять в сторону научных экспериментов с направляемыми сновидениями не увело.
Ключ прежде был легко у господина Роста выкраден, Ульяна Владимировна в таких делах фокусник, спасибо дядюшке, обучил.
Очнувшийся ото сна доктор и ключ, и ошейник в комнате своей обнаруживает. Тут наконец смекалка в нем просыпается, и Герочку он с триумфом, подтвержденным потом газетами, вызволяет.
Герочку вызволил, а сам вдруг содеянного испугался. И повел себя после совсем странно. Сначала пошел сдавать себя в охранку, в охранке, ясное дело, ему не поверили. Тогда решил затопить горе штофом водки. Здесь Ульяна Владимировна слабину дала — не могла больше взирать, как собственными руками губит дорогого человека, и в трактир явилась за своим доктором, чтобы ему открыться, во всем сознаться и покаяться. Но спьяну доктор ее прогнал, сама виновата — пугала привидениями, теперь ее облик он только лишь призрачным и воспринимал.
Но что ни делается, все к лучшему. Доктор хоть и обиделся на свое привидение, но просьбу его выполнять отправился.
Тут и сказочке конец, а кто слушал, молодец!
Ульяна Владимировна поднялась и, с улыбкой потрепав по волосам восседавшего в полном удивлении Иноземцева, подошла к окну и поглядела на черневшее опустившейся ночью стекло. Достала какой-то странный предмет, оказалось алмазный стеклорез, и стала вновь рассказывать, порой сходя, как и обещала, на шепот.
— Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, — говорила она, раскладывая тем временем ручку стеклореза, будто удочку. — Алмазы добрый молодец раздобыл, да вот ключик, что Ульяна Владимировна с дядюшки сняла вместе с амулетом, открыть сейф не пожелал — очевидно, от воды замок попортился. Прознал исправник по рассказам путаным докторовым да исходя из собственной наблюдательности, что вернулась горемычная генералова воспитанница в Бюловку, прознал и то, что алмазы она присвоить захотела, и то даже прознал, что схоронилась девушка в усадьбе, в одной из комнат башни.
Нашел ее и говорит: «А давай, красна девица, алмазы поделим, и ты с глаз долой исчезнешь». Ульяна Владимировна ему отвечает: «Конечно же, согласная я». Да сама бы и предложила алчному исправнику половину, чтобы тот ей уехать позволил. Но ведь как поделить при докторе? Он ведь и не поймет столь крутого поворота судьбы, выкинет опять какую-нибудь глупость.
Вручила Ульяна Владимировна исправнику волшебного зелья и наказала дать его доктору, чтобы тот уснул и ничего не заметил. Подменил бы исправник камни, а потом разыграл недоумение, на сем бы закончили. Стали сговариваться об условном месте и времени. А исправник все настаивал, чтобы алмазы поделили непременно в его уезде. Поняла тогда Ульяна Владимировна, что обмануть задумал ее коварный уездный полицейский, и решила ему подыграть. Сговорились на пустыре близ деревеньки Л-во. Вот Ульяне Владимировне и нужно было во что бы то ни стало до сей деревни камни у исправника вытянуть. Хотелось ей непременно придорожными камнями алмазы заменить, как и сговаривались. Во-первых, не заметили б подольше, во-вторых, эффект волшебства. Вы бы, Иван Несторович, оценили. М-мм? Оценили же?
Очень уж сложную задачу себе Ульяна Владимировна поставила. То мальчишкой за казенной каретой вьется, то бабенкой крестьянской обернется, и все с мешком, полным камней, приходилось таскаться, неудобно как — страсть. Пока не пришла идея разыграть воровство. Тогда вся станция на ушах стояла, и что исправнику, что доктору до алмазов дела никакого не было. Ульяна Владимировна грязным мальчонкой в комнату тех скользнула, алмазы камнями сменила и под кровать юркнуть успела, там мышкой всю ночь и просидев. И никто не обнаружил. Постоялицы съехали, мальчонка и был таков.
Ульяна Владимировна замолчала, вздохнув полусожалеюще-полусмиренно, и потянулась стеклорезом к форточке. До Иноземцева все доходило как во сне, он глядел на нее и ничегошеньки понять не мог. Еще и рассказ ее в голове бурей-ураганом вился, а уже эти манипуляции с оконцем. Что это она делает?
Обозначив вдоль рамы прямоугольник, опустила стеклорез.
— Уехала я в Европу, — зашептала она совсем тихо, — а сердце не на месте. Не могу я вас тут бросить, погубят они лишнего свидетеля. Сидите, все равно что ребенок, глазами хлопаете, а тем временем решается наша судьба. Между прочим, чтобы вас вызволить, студентику пришлось из обуховской аптеки в здешнюю переустроиться. Вот опять же, пригодилось — очки ваши из кладовой вынесла. Я-то знаю, какой вы без них — как котенок… Ну все, свидание наше скоро кончится, а вы как будто в рот воды набрали. Нехорошо, неблагопристойно и даже цинично с вашей стороны даме и двух слов за вечер не сказать.
Она решительно поднялась и одним резким движением скинула пышную юбку, другим — мантильку, третьим — парик. Под платьем оказалась черная мужская визитка, под париком — коротко стриженные волосы. Длинной ручкой стеклореза гулко стукнула в стекло светового фонаря. Не издав почти ни звука, оно приземлилось вместе с гнездом как раз на груду серо-жемчужного тряпья. Потревоженные ласточки взмыли к потолку, потрепыхались, покружили и выскочили в прямоугольную дыру.
Ульяна Владимировна уже была ногами на изножье, потянулась к окну. Зацепившись за раму, легко подтянулась и исчезла в узком проеме.
Через мгновение ее ставшая черноволосой головка свесилась до плеч из рамы, точно девушка была летучей мышью, за что держалась — неведомо.
— Бегите, Иван Несторович, — шепнула она, блеснув черными зрачками глаз. — Я вам потом пару роговичных линз, что профессор Фик из Цюриха изобрел, вышлю. Такая красота, и очков носить не надо будет. А если цвет глаз сменить надобно — самое то.
И исчезла. Толевая крыша поглотила звуки ее шагов.
Почти тотчас же в палату ворвались Делин с Заманским и целый отряд ищеек — темно-зеленые мундиры вперемешку с синими да филеры в штатском. Пред их взорами распростерлась груда серо-жемчужной ткани, поверх — стекло с прилепленным к концу ласточкиным строением. Картину довершал прикованный столбняком к кровати Иноземцев. Доктор перевел непонимающий взор с полицейских, сжимающих револьверы, на разоренное гнездо. Больше всего сейчас он жалел оставшихся без крова птиц.
— Черт возьми, — процедил сквозь зубы Заманский, глянув на дыру в потолке.
— Она ушла через эту форточку! Через оконце на потолке… — Делин грозно шагнул к Иноземцеву. — И вы это видели?
Округлившиеся, едва не вылезшие из орбит глаза исправника метали молнии.
