А порой, очень редко, она получала легкие намеки на то, что Десмонд чувствовал нечто похожее, – и это было прекрасно. Так, спустя много лет, в один вечер, когда Мишеля не было в городе, Десмонд пришел и позвонил в звонок. Они вышли и спустились вдоль обрыва на набережную. Они шли совсем одни, держась за руки, вдоль кромки моря Эллады, и Майя думала, как здорово снова вот так ходить вместе. Они зашли в закусочную и там согрелись, сидя за заставленным стаканами и тарелками столиком. Она любила таких мужчин, как он, – своих друзей.
На этот раз он просто заскочил мимоходом и собирался сесть в поезд до Сабиси. Поэтому после ужина она поднялась с ним под ручку на станцию, и, когда они пришли, он улыбнулся и сказал:
– Я должен рассказать тебе мой последний сон про Майю.
– Сон про Майю?
– Да. Они бывают у меня раз в год или около того. Вообще мне все наши снятся. Но этот забавней всех. Мне приснилось, что я ехал в Андерхилл на какую-то конференцию по экономике дарения или вроде того. И когда приехал, вдруг – какое совпадение! – увидел, что ты тоже там была, на конференции по гидрологии. Но это еще не все: ты жила в той же гостинице…
– Гостинице в Андерхилле?
– Во сне это был такой же город, как и все остальные, с небоскребами и кучей гостиниц. Конференц-центр или вроде того. Так вот, мы не просто оказались в одной гостинице: плюс ко всему нам по ошибке забронировали один и тот же номер! Мы радостно встретились в холле, потому что не знали, что оба окажемся в городе, но про номер не знали, пока не поднялись и не увидели свои ключи. Тогда мы, как люди рассудительные, вернулись к стойке, чтобы объяснить, что возникла ошибка…
Майя фыркнула на это, чувствуя, как ее рука непроизвольно сжала его чуть крепче, и он, ухмыльнувшись, отмахнулся от нее второй рукой.
– Но когда мы подошли к стойке, ночной администратор посмотрел на нас так же, как ты смотришь на меня сейчас, и сказал: «Слушайте, вы двое, я Купидон, бог любви, и я допустил эту ошибку нарочно, чтобы дать вам шанс неожиданно оказаться вместе, так что давайте поднимайтесь в номер, развлекитесь как следует и больше мне не перечьте!»
Майя громко рассмеялась, и Десмонд прыснул вслед за ней.
– Чудесный сон, – проговорила Майя, после чего остановила его и взяла за обе руки. – А потом что?
– А, ну потом я проснулся! И смеялся так сильно, прям как сейчас. Я кричал: «Нет, нет, я еще не хочу просыпаться! Сейчас только начинается самое интересное!»
Она снова рассмеялась и сжала его руки.
– Нет, самое интересное уже позади.
Он кивнул, и они обнялись. Затем подоспел его поезд, и он сел в вагон.
VI. Четыре теологических пути
1. НЕ ТУДА
Ранний подъем по внутренней стороне западной стенки кратера Кроммелин. Трамвай до Пузырей, заезд по одной из самых крутых дорог кратера, затем вдоль обрыва к водоему на Перине, спуск по следующей трассе и еще пара километров пешком по кольцевой дороге, чтобы вернуться к трамваю.
Но в то утро шел сильный дождь и стелился туман, было не слишком ветрено, и я, не пройдя и ста метров от места, где поворачивал трамвай, заблудился. Я пошел, как мне думалось, по тропе, но она почти сразу исчезла. Тогда я, вместо того чтобы вернуться назад, посчитал, что дорога лежала справа от меня, и свернул туда, но найти ее не смог. Зная, что все дороги – за исключением тех, что заканчивались обрывом, – вели в Кроммелин, я решил пробираться вверх в надежде выйти в конце концов на дорогу. При этом у меня в поле зрения постоянно находилась, по-видимому, старая дорога – три-четыре шага к пролому в стене, протяженное углубление, несколько сломанных ветвей и – чего больше всего – прямоугольные отметки на деревьях, сделанные серой краской. Похожие на те, что можно заметить на деревьях в киммерийском лесу. Я удивился, что кто-то выбрал для этого серую краску, и сперва принял ее за лишайник, но нет – она была похожа на краску, как бы близко я ее ни рассматривал и даже когда попробовал соскрести пальцем. Честное слово, это была краска, и ее распылили на уровне груди или головы так, чтобы составить грубую, но более-менее определимую линию вдоль склона. Последний же представлял собой неровную, с множеством уступов стену кратера, густо заросшую деревьями, а за ней – еще несколько старых обветренных валов и голые стенки, которые приходилось обходить, чтобы найти место, где через них можно перелезть. Я посчитал, что, где бы ни росли деревья, я смогу там взобраться, и, пригибаясь под ветвями, двинулся по тем склонам, где деревья пробивались сквозь брекчиевидную поверхность. Дождь никак не унимался, поэтому, когда меня обливал душ с веток, я этого даже не замечал. Что вызывало у меня беспокойство, так это то, что лежало под ногами, потому что влажный ковер из листьев был довольно опасен, если идти по нему под уклоном.
Я все пробирался в гору, надеясь, что ни один из скальных выступов, ни слева ни справа, не преградит мне путь. И все гадал, не лежала ли под листьями, по которым я ступал, старая дорога. Всякий раз, когда проход между выступами сужался, я видел неровные горки камней, едва заметные спустя столько лет, но все же помогавшие мне понять, куда идти. Но как только я убеждался, что это все-таки тропа, она исчезала, и мне вновь приходилось пробиваться сквозь лес. И прежний вопрос так и не давал мне покоя, занимая все мысли, пока я осматривал смоченные дождем стены, пока хлюпал по грязи, поскальзываясь, – действительно ли эти камни кто-то выложил специально, чтобы помочь мне найти дорогу? Действительно ли эти серые пятна на деревьях в густой рощице были настоящими отметками? И зачем их там оставили?
Я поднимался дальше, пригибаясь, чтобы не поцарапать лицо, а между ветками погуще – проталкиваясь плечами. Путь мой тянулся только вверх, но, как бы тщательно я ни изучал местность, мне никак не удавалось понять, настоящая это дорога или нет. Порой мне казалось, что я был первым человеком, кто очутился на этом склоне. Но затем в поле зрения появлялась небольшая лестница, которая помогала мне преодолеть трудный участок.
Подъем затянулся, и это начинало меня беспокоить. Я должен был подняться всего на четыреста метров – и ведь наверняка уже давно достиг этой высоты? Дождевая туча поредела, и стало светлее. Дождь, однако, не закончился, к тому же нисходящими порывами дул сильный ветер. Вскоре склон выровнялся, и я очутился на заросшем деревьями участке, по которому тянулись старые ржавые трамвайные пути. Увидеть их здесь стало полной неожиданностью. Я вспомнил, что читал о зубчатых рельсах на гору, но те находились на южной стенке кратера. Чуть позже я вышел на дорогу, что тянулась с западного подножия к самому ободу, и несколько минут прошагал по ней, пока не наткнулся на магазинчик и станцию канатной дороги. Хорошо было бы выйти на вершину и точно узнать, в какой части обода я находился, но я и так потратил уже вдвое больше времени, чем ожидал, и втрое больше – сил. А двигаясь на север по дороге вдоль обода, я снова ее потерял! Шел дождь, стоял туман, а западный обод был чересчур широк, весь состоял из разрушенных террас, где лишь горки камней обозначали путь и попадались участки плотно растущих и скрюченных деревьев, высотой не выше меня. Многие дорожки вели прямо в их заросли и вскоре пропадали там в каких-нибудь колючих кустах. Меня охватила досада – а еще тревога за то, что я могу сильно опоздать домой. Ведь я стараюсь возвращаться из своих ранних прогулок, когда остальные еще только просыпаются или готовят завтрак.
