По дороге в сервис Гуров анализировал ситуацию и все больше убеждался в том, что этот «нечаянный» случай с его машиной — не что иное, как «первое предупреждение» того таинственного закулисного игрока, до которого он все никак не мог добраться. Узнав, что полковник посетил СИЗО, он не мог не догадаться, что его дела попали в зону пристального внимания. Только вот как он об этом мог узнать? Доложила охрана «Авиаграда»? Что ж, возможно. А в «Арсенале»?
И тут ему вспомнился пронзительный взгляд Актера. Он, несомненно, узнал Гурова, и уж ему-то, как никому другому, была известна «основная профессия» полковника. Но тогда получается, что он напрямую связан с Михалевым. Что у них может быть общего? Или Актер тоже специализируется на выполнении разных «деликатных поручений», как, например, тот же Витя Карета? Не за это ли требовал он оплаты, так настойчиво убеждая Юру наведаться в ячейку одного из клиентов? Хотя вряд ли, слишком мелкая сошка все эти Актеры и Витьки, чтобы позволять им «серьезных людей» беспокоить. Даже если в «Арсенал» действительно приезжал Витя Карета, чтобы получить расчет за выполненный в СИЗО заказ, обращался он к Юре, а вовсе не напрямую к самому Рябову или Михалеву.
И все же, если по «Арсеналу» и «Авиаграду» еще можно было говорить о неких потенциальных «подозреваемых», то относительно СИЗО, где ему прокололи колеса, подобные предположения выглядели просто абсурдно.
Но так или иначе, а полковника все же выследили и, улучив удобный момент, дали о себе знать. Значит, расследование движется в правильном направлении, и «фигуранты» кровно заинтересованы в том, чтобы его с этого направления сбить. А чтобы иметь возможность помешать делу, необходимо очень плотно контролировать его ход. И, похоже, пока тайным противникам Гурова это удавалось.
Но если враги надеялись таким способом сломить дух полковника, они сильно просчитались. Препятствия только подстегивали волю к победе, заставляя с несгибаемым упорством идти вперед к намеченной цели.
Несмотря на ничтожно малое количество реальных зацепок и вообще полезной информации, Гуров, хотя и медленно, но все же продвигался к финалу. И сегодняшняя «диверсия» была лучшим доказательством того, что он очень близок к разгадке.
Уже на следующее утро Гуров мог со всей очевидностью убедиться, что враги его не дремлют и «процесс» действительно идет по нарастающей.
— Полковника Гурова я попрошу задержаться, — закончив совещание, проговорил генерал, и его хмурое лицо вновь не сулило ничего хорошего.
Когда все вышли из кабинета и старые друзья остались один на один, Орлов вынул из ящика стола какую-то бумагу и, положив ее перед Гуровым, коротко произнес:
— Читай!
В написанном от руки корявым почерком заявлении содержался красочный, цветистый рассказ о беспрецедентном случае произвола, учиненном полковником Гуровым в отношении беззащитного арестанта Евгения Краснова.
Словосочетания «несанкционированное вмешательство» и «преступное превышение полномочий» мелькали чуть ли не в каждой строчке.
Бесправный и униженный заключенный Краснов жаловался «гражданину начальнику» на зверские методы допроса, граничащие с применением пыток, которые, по неизвестным причинам, решил применить в отношении него полковник Гуров, даже не имевший отношения к расследованию преступления, за которое он, Евгений Краснов, был осужден.
В связи с этим заключенный Краснов просил разобраться в происшедшем и «применить ответные меры» к неистовому полковнику Гурову, позволяющему себе такие вопиющие противозаконные действия в отношении заключенных.
— Что это? — дочитав до конца, поднял глаза на генерала Лев.
— Что это?! — заводясь с пол-оборота, начал тот. — Тебе, значит, непонятно, что это? Тебе, значит, требуется еще объяснить? Сам ты, значит, не понимаешь? Так слушай сюда. Это, — в сердцах выхватил он у Гурова из рук бумажку, — это — твое отстранение! Понятно тебе теперь, что это?
— Прямо вот так вот сразу — отстранение? — спокойно отреагировал Лев. — Не многовато за одно заявление от рецидивиста? А если это клевета? Наговор?
— Заявление?! Да плевать на это заявление! — кипятился Орлов. — Кому оно нужно, это заявление? Нужен — повод. И они его получили. Ты дал. Сам. Своими руками. На блюдечке с голубой каемочкой преподнес. Вот и пожинай теперь!
— Что, действительно отстраните? — с неподдельным интересом взглянул на него Гуров.
— А что мне остается, Лева? — немного успокоившись, проговорил Орлов. — Ты сам рассуди. Думаешь, там этот Краснов заправляет? Черта с два! Краснов — пешка! Никто! Пустое место. Марионетка, которую используют лишь для того, чтобы иметь возможность надавить на нужные рычаги. И они ее получили, эту возможность, согласись. Получили от тебя. Опытного следака и, как мне раньше казалось, совсем не глупого человека. За каким дьяволом понесло тебя в этот изолятор? Что ты там забыл? Чего тебе не сиделось?
— Пытался найти неопровержимые доказательства, которых вы от меня требовали.
— Да ничего я от тебя не требовал! — чуть ли не в отчаянии возопил Орлов. — Ты пойми — это дело держат на контроле очень важные люди. Нам с тобой до них — как до неба. У этого Краснова сейчас адвокат, который по пятьсот баксов за час работы берет. Откуда он, по-твоему, взялся? Женя, что ли, эти его услуги оплачивает?
— Наверное, нет.
— Наверное, нет. Тут я с тобой целиком и полностью согласен. Наверное, платит за все это кто-то совсем другой. И, наверное, — не просто так. Видимо, считает оправданными такие расходы, если идет на них. А теперь сосредоточься, напряги мозг и постарайся сам догадаться, о чем это все может говорить.
— Будем считать, что я уже догадался, — произнес Гуров, начавший немного уставать от фонтанирующих эмоций генерала. — В самом ближайшем времени вы должны будете либо заставить меня закрыть это дело, либо просто отстранить от него. Но, надеюсь, это произойдет не сегодня? — пытливо взглянув в лицо Орлову, спросил он. — Ведь мне было обещано два дня. Два, а не один. Так что сегодняшний день, надеюсь, у меня еще есть?
Несколько минут генерал молча смотрел на Гурова, будто о чем-то размышляя, потом произнес:
— Все, что я могу для тебя сделать, Лева, это назначить по заявлению гражданина Краснова внутреннее расследование и отложить принятие решения еще на один день. Но это — все. Максимум. Больше ничего от меня не требуй. Я не барон Мюнхгаузен, самого себя из болота за шиворот вытаскивать не умею.
— А я ничего больше и не требую. Просто надеюсь на соблюдение предыдущих договоренностей. Разговор был о том, что через два дня я либо предоставляю преступников и доказательства, либо закрываю это дело сам, без всякого понукания извне и заявлений гражданина Краснова. Условия остаются в силе.
— Вот и прекрасно, — устало произнес Орлов. — Если закроешь сам, это даже еще лучше. Иди работай.
Выходя из генеральского кабинета и направляясь к себе, Лев думал о том, что вовсе не собирается сдаваться. Впереди еще целый день, а это немало. Кардинальные перевороты нередко случались и за гораздо меньшие отрезки времени.
