И тут ему вдруг пришла мысль, которую он до этого совершенно не принимал во внимание.
Полностью сосредоточившись на идее о том, что целью ночной «прогулки» Рябова изначально было посещение кладбища, какие-либо иные варианты Лев даже не рассматривал. Между тем, если путешествие проходило в машине кого-то из знакомых, целью его могло быть названо что угодно: чиновника могли пригласить в гости, на какую-то встречу или разговор, да просто в ресторан на «мальчишник». Вариантов масса, причем таких, над которыми и голову не нужно ломать. И вовсе не обязательно напрягать воображение, измышляя причины, чтобы заставить взрослого серьезного человека ночью отправиться на кладбище.
Предположение показалось Гурову вполне резонным. Правда, в этом случае убийцы совершенно точно не стали бы заходить на территорию кладбища через главные ворота. Но огромная площадь, которую занимал некрополь, наверняка позволяла попасть туда и из других точек.
В свете этой новой теории особое место принадлежало пистолету. Конечно, при определенных обстоятельствах Рябов вполне мог захватить с собой на «прогулку» и оружие, но опытный полковник понимал, что вероятность подобного развития событий крайне невелика. Солидный чиновник из Министерства обороны навряд ли отправился бы ночью «пострелять по тарелочкам». А если предполагаемое ночное путешествие могло быть связано с угрозой личной безопасности, он всегда мог воспользоваться услугами профессиональных телохранителей.
«Скорее всего, оружие все-таки принесли «друзья». И «пробить» его необходимо подробнейшим образом. Интересно, Влад уже пытался выяснить «предысторию» пистолета?»
Гуров вышел на улицу и, сев в машину, поехал в лабораторию. Необходимо было вернуть ключи от квартиры Рябова и заодно узнать, не принесло ли более «тщательное и глубокое исследование» каких-либо неожиданных результатов.
Уже очень скоро он смог убедиться, что на сенсацию рассчитывать не стоит.
— Увы, Лева, должен тебя огорчить, — слегка усмехаясь, сказал Влад. — Следов «дурмана» и прочих интересных препаратов в крови пациента не обнаружено. Так что в момент своей смерти он находился в твердой памяти и, по-видимому, в более-менее здравом уме. Если, конечно, исключить наследственные психические заболевания. Но ведь в данном случае о них, кажется, речь не идет?
— В данном случае — нет, слишком высокопоставленный для психа.
— Вот и я о том. Так что не ломай голову понапрасну, не ищи себе лишних хлопот. Все факты говорят за самоубийство.
— А пистолет? О нем есть что-то интересное?
— Практически ничего. Пистолетик с иголочки, приобретен, по-видимому, совсем недавно. И, на мой взгляд, это еще один факт именно в пользу самоубийства.
— Куплен с конкретной целью?
— Именно.
— Но на травматику только разрешение нужно оформлять несколько месяцев. К тому же легально без лицензии никто не продаст, кому нужны такие стрессы? А нелегально проще нормальный огнестрел купить. Надежнее будет.
— Ну, не знаю. Может быть, он изначально для чего-то другого планировал его приобрести. Это уж вам, мудрым сыщикам, разбираться. Наше дело маленькое. Только ты сам сейчас сказал, что парень этот — «высокопоставленный». Ему эту лицензию, если понадобится, просто на блюдечке с голубой каемочкой поднесут. На следующий же день. Несколько месяцев даже не придется ждать.
В словах Влада был свой резон. Для каких бы целей ни планировал Рябов приобрести оружие, с официальными процедурами у него, скорее всего, не возникло бы проблем. Оставался пустяк — удостовериться, что пистолет действительно оформлен именно на него.
— Ты номер не пробивал, случайно? — спросил Гуров.
— Номер не пробивал. Это вообще-то не моя компетенция. Разве что тебе, другу старому, по знакомству могу сделать. За приличное вознаграждение, разумеется.
— Сделай, Влад. Дело, сам видишь, какое. Чем быстрее его спихнем, тем всем приятнее будет. Орлов, бедный, со вчерашнего дня как на иголках. А мне тоже не разорваться. Сейчас в министерство нужно ехать, коллег его опрашивать, скорее всего, целый день придется там проторчать.
— Счастливчик! С важными людьми познакомишься.
— Да уж.
— В кабинет не вызываешь?
— Какое там! У этого товарища такие коллеги, что, того и гляди, самого куда-нибудь вызовут. Нет уж, мы как проще. Сами побеспокоимся.
Выйдя из лаборатории, Лев поехал на Знаменку — в департамент по обеспечению гособоронзаказа.
Несмотря на то что в разговоре с Владом он так категорически высказался против приглашения коллег Рябова к себе в кабинет, такая мысль у него была, но он быстро от нее отказался. Учитывая статус и занятость подобных персон, ждать их «в гости» пришлось бы долго. А учитывая нервозность начальства, «спихнуть» это неприятное дело нужно было быстро.
Поэтому Гуров решил «побеспокоиться» сам и собеседования с коллегами Дмитрия Рябова провести по месту работы.
Прибыв в департамент, он отрекомендовался дежурному, после чего довольно долго ждал, пока тот говорил по телефону, по-видимому, докладывая кому-то о его прибытии.
— Проходите, — наконец разрешил дежурный. — Третий этаж направо. Кабинет 378.
— Это кабинет Дмитрия Петровича? — уточнил Лев.
— Да. Сейчас там временно исполняющий обязанности, Шакуров Сергей Николаевич. Вы можете поговорить с ним.
— Спасибо.
«Однако, оперативно, — думал Гуров, поднимаясь в лифте. — Король умер, да здравствует король! Что значит военное ведомство. Предыдущий начальник «освободил кресло» лишь вчера, а новый тут как тут, уже сегодня. Кто бы это мог быть, интересно? Кто-то из замов? Или какой-нибудь ушлый карьерист, с помощью интриг и криминала убравший «конкурента» и получивший наконец-то заветную должность?»
Но «криминальная» версия не оправдалась. Уже с первых минут разговора с худощавым темноволосым мужчиной, сидевшим за необъятным рабочим столом, выяснилось, что это действительно бывший зам.
— Да, история очень неприятная и странная, — говорил он. — Дмитрий Петрович был довольно уравновешенным человеком, никто даже предположить не мог, что он способен совершить что-то подобное. По-видимому, смерть единственной дочери оказалась слишком сильным ударом.
— Если я правильно понял, вы работали в самом непосредственном контакте с Дмитрием Петровичем. В последние несколько дней не замечали чего-то необычного в его поведении? Повышенную эмоциональность, раздражительность? Или, наоборот, отчуждение, нежелание общаться? — поинтересовался Лев.
— Пожалуй, нет, — после короткого раздумья ответил Шакуров. — После смерти дочери он действительно изменился, стал более замкнутым. Дмитрий Петрович был не из тех, кто склонен со всеми обсуждать свои переживания, и после трагедии с Ольгой эта черта его характера проявилась со всей наглядностью. Но на работе это не отражалось. По крайней мере, лично я ни разу не видел, чтобы у него произошел какой-то эмоциональный срыв или что-то в этом роде. Да и от других не слышал.
