– Как будто да.
– Тогда приступим. Сегодня я буду жалеть тебя меньше, чем прежде, – берегись…
И они начали учебную схватку.
Корнелий набросился на ученика, как ураган, нарочно, широко размахивая руками, чтобы тот пока видел все угрозы. Потом стал бить короче и жестче, заставляя Питера собираться и уходить в оборону, но не желая сбить его кураж, снова нарочно мешкал, чтобы ученик пытался атаковать.
В один из таких моментов Питер раскрылся и получил сокрушительный удар в грудь, остановивший его полет, однако вместо того, чтобы покатиться и рассеять силу пропущенного удара, Питер распластался в воздухе и плашмя, с раскинутыми руками, шлепнулся на твердую глину, а в следующее мгновение снова вскочил на ноги.
– Сам придумал? – улыбнулся Корнелий, видя, что ученик применил быстрый способ рассеяния разрушающей силы.
– Даже не знаю, Корнелий, само как-то получилось.
– Ну что ж, продолжим.
После окончания длинного урока, едва переведя дух, Питер спросил:
– Я пришел на этот остров всего в третий раз, а мне кажется, что с нашего знакомства прошло больше времени, чем есть на самом деле, и мы провели много уроков, а не три, отчего это?
– Оттого, что уроков действительно было много. Мы трудимся с обеда до заката, и я что есть сил, так сказать, тяну тебя за волосы, поэтому ты перешагиваешь сразу множество рубежей, оттого и кажется, будто ты бывал на этом острове сотни раз.
– Именно – сотни раз! – с готовностью подтвердил Питер, радуясь, что учитель подобрал такое точное сравнение.
– Все зависит от того, в какой ситуации находится ученик, каковы его желания и возможности. Ежедневно ты ходишь под угрозой твоей собственной жизни, которая принадлежит не тебе, а хозяевам. Каждый день ты добываешь лягушек, чтобы не быть битым дубинкой Ланкера. Каждый день ты ловишь рыбу, чтобы насытиться, обходясь лепешкой и отвергая вонючий жир. Все это сильно отличается от того, какой жизнью живет Лусх. Ему ничто не угрожает, он ест сколько хочет, он считает себя вправе распоряжаться жизнью других. Зачем ему учение, если он и так чувствует себя властителем?
– Значит, ты учишь Лусха?
– Учил. Но, как я уже сказал, учение проникает в него неохотно, потому что Лусх не нуждается в нем.
– А он знает, что ты учишь меня?
– Знает. Он сам попросил меня об этом, чтобы дольше и крепче бить тебя. Правда, натолкнул его на эту мысль именно я, сказав ему: посмотри на это жалкое существо, ты можешь переломить его, как тростинку, и уже никогда не получишь от схватки никакого удовольствиям. Что, если бы он мог показать зубы, тогда твои забавы стали бы куда интереснее.
– И что он?
– Он тут же ухватился за эту мысль, ведь ему надоело побеждать всякого, кого он и так выше на три головы. Невелика честь. Но довольно болтовни, хватай свои корзинки и иди. Да не забудь главное…
– Не нужно удивлять Лусха – я помню, Корнелий.
34
В свинарнике, снедаемый тревогой, Питера дожидался Бриан. Едва завидев его, он побежал ему навстречу, выхватил малую корзину и пошел рядом.
– Спасибо, приятель, признаться, я едва волоку ноги.
– Долго собирал лягушек-то?
– Да уж не валялся на травке, как некоторые, – усмехнулся Питер.
– Ты видел? Видел, что со мной произошло?! – воскликнул Бриан, загораживая дорогу.
– Не кричи так, – перейдя на шепот, одернул его Питер. – Если Ланкер услышит, тебя могут того… отправить на корм свиньям.
– Мы пошли, старшой? – спросил он у Ланкера, ставя корзинки.
– Валяйте, – отмахнулся тот, занятый своими делами, и Питер с Брианом пошли в сторону городка.
– Ну рассказывай же, рассказывай! – начал наседать тот, едва они отошли от свинарника.
– Да чего там рассказывать, должно, падучая у тебя.
– Как это – падучая?
Питер остановился, огляделся и, снова перейдя на шепот, стал пояснять:
– Болезнь такая, незаразная. Вот только ты сидел на дереве, болтал чего-то, а потом раз – и носом в траву, да еще и биться начал.
– Как это, биться?! – перешел на фальцет перепуганный Бриан.
– Ну как бьются? Ясное дело, об землю всем телом. Я даже испугался очень, а когда ты малость успокоился, положил тебя к дереву и лопухов под голову сунул, чтобы помягче…
– Да-да, лопухи были, когда я очнулся… Спасибо тебе.
– Не за что. Я бы рядом посидел, да мне лягушек собирать нужно было.
– Постой, но ведь ты пришел к дереву с полными корзинками, я это отлично помню! – воскликнул Бриан, забегая перед Питером и пятясь. В глазах его горела надежда, что сейчас все разрешится в шутку.
– Э-э, приятель… – Питер покачал головой и, обойдя Бриана, пошел дальше.
– Что, что «э-э», Малой? Говори, я уже и так запуган! – начал требовать ябеда и трясти товарища за плечо.
– А то, что у тебя даже видения случились, ведь корзинки на тот момент были пусты. Я пришел к дереву, чтобы забрать башмаки и перейти на другое место – на старом улов никакой оказался.
Остаток пути они прошли молча. Питер был рад, что Бриан больше не пристает к нему с расспросами, а тот, бедняга, раздумывал о своей доле.
– Слышишь, Малой, а что же мне теперь делать – пропадать совсем? Ведь скормят меня свиньям, ей-ей, скормят! – проговорил он, хныча, когда они уже входили в город.
– Я так думаю… – Питер замолчал и встал к стене, пропуская запряженную быками повозку с двумя насупленными молоканами. – Я так думаю, ты не такой уж и больной, просто тебе на жарком месте дурно делается.
– Но… я же весь день корешки копаю, и ничего – солнце меня не валит! – возразил растерянный Бриан.
– То в лесу, а то у реки. Про тайную силу воды слышал?
– Нет, – покачал головой Бриан.
– Ну вот видишь… Ладно, пришли уже. Вон Лусх меня дожидается.
Молодой молокан действительно стоял на своем прежнем месте и поигрывал короткой плетью с заплетенным грузом. Такой осаживали непокорных зуманов – своенравных коротконогих уродцев, служивших молоканам верховыми животными, их Питер поначалу принимал за лошадей.
На лице орка застыла зловещая ухмылка. От этой ухмылки Бриан весь словно онемел и на негнущихся ногах, с замиранием сердца протиснулся мимо Лусха во двор, но тот даже не заметил трусливого раба. Все внимание молокана были занято изворотливым и быстрым новичком по кличке Малой.
Питер остановился, понимая, что сегодня Лусх настроен очень серьезно, и страшное оружие в его руках лишь подтверждало эти намерения. Может, лучше бежать прямо сейчас, пока он еще крепок и не калека?
