– Малой, пинеси мне воды…
Питер принес полную плошку, и Бриан снова опустошил ее.
– Только не говори мне, что ты не видел никаких фигур, Малой.
– Я ничего не видел, Бриан…
– И ты с ними не разговаривал?
Голос Бриана сорвался, и он всхлипнул.
– Увы, дружище, я ни с кем не разговаривал. Просто шел в погреб, а тут ты начал орать.
– Ну все… – Бриан всхлипнул громче. – Значит, я погиб и меня скормят свиньям.
Под сенью остывающих древесных крон, в двадцати милях к юго-востоку от оркского поселения Вендор, Карцепос и Харар остановились на отдых. Место было дикое, уже опустошенное туранскими племенами, но еще не заселенное орками.
– Смотрите, – произнес Харар, выдергивая из ствола дерева старую стрелу.
– Что же здесь удивительного? – спросил Карцепос, устраиваясь на большом валуне и с облегчением вытягивая ноги.
– Людей уже нет, их селения разрушены, а стрела – вот она, символ… чего-то там.
– Чем без толку болтать, лучше сразу спроси, что тебя интересует, – сказал Вендор, видя, что Харар снова ищет повод, чтобы поговорить.
– Благодарю, мессир, за ваше внимание ко мне.
Харар отбросил ненужную стрелу и сел на глиняную кочку напротив Вендора.
– Зачем было терзать несчастного узника этими вопросами? Мне кажется, мы только смутили его, но ведь вы не этого добивались, правильно?
– Мальчишка получил крепкую встряску, этот орк едва не убил его.
– И что?
– В момент испытания сознание человека раздваивается, ему становится трудно скрыть то, что в другом состоянии он делает без труда.
– Мессир, вы не заставите меня поверить, будто какой-то мальчишка, за которым мы по каким-то причинам приглядываем столько месяцев, может скрыть от вас хоть какую-то малость.
– Харар, ну сколько можно задавать одни и те же вопросы?
Вендор поднялся и направился в глубь рощи, оставив любознательного последователя наедине с Карцепосом.
– Ответьте вы, мессир Карцепос.
– Изволь, Харар, – пожал плечами Карцепос, запахиваясь в длиннополую хламиду. – Вендор ведь сказал тебе, что сознание человека раздваивается, поэтому мы пытались воспользоваться этой слабостью, чтобы выведать у мальчишки то, о чем он, возможно, даже не догадывается. В каждом существе спрятано множество бессознательных тайн.
– И даже внутри мага?
– Разумеется, в противном случае маги являлись бы существами совершенными, лишенными желаний и мотиваций к действиям. Но вернемся к нашему мальчишке: Вендор полагает, что в мальчишке есть что-то такое, что можем быть нам полезно. Какое-то новое знание, значимая весть, назидательное откровение.
– Но это еще не все, – продолжил Вендор, возникая, как всегда, из ниоткуда. – Не нужно забывать о нашем неприятеле – Гильгуме. Он обязательно узнает о нашем визите, мы все сделали для того, чтобы он узнал.
– Постойте, мессир, дальше я попытаюсь сам… Э-э, поскольку Гильгум уже связан с мальчишкой нитью сомнения, наш визит это сомнение только усилит и заставит Гильгума без толку терять еще больше силы, поскольку сомнение для мага страшнее незнания. Правильно?
– Браво, Харар, – произнес Карцепос. – Ты хорошо заучил урок.
– Может, теперь ты станешь не так часто изводить меня своими вопросами, – добавил Вендор.
37
После выполнения своей обязательной работы Питер с полными корзинами прибыл к поваленному дереву, где его уже ждал Корнелий.
– А Бриан? Он не может прятаться где-то неподалеку? – спросил Питер.
– Бриан копает коренья и собирает желуди, стараясь держаться подальше от реки. После всего произошедшего с ним вчера он боится нового приступа падучей.
– Хорошо, – Питер улыбнулся. – А что это у тебя в руках, Корнелий?
– А ты разве не видишь?
– Вижу, это трава сиваш.
– Почему же тогда спрашиваешь?
Корнелий поднялся с дерева и картинно поправил пучок травы, словно это был букет прекрасных цветов.
– А зачем тебе так много сиваша? – осторожно спросил Питер, когда они спускались к реке.
– Это не мне, это для тебя. Давай скорее, на острове объясню.
Все то время, пока они преодолевали реку вброд, Питер не отводил глаз от пучка сиваша в руке Корнелия. Оказавшись на острове, он поставил корзины в кусты, и они с Корнелием вышли на огороженный ивами глиняный пятачок.
– Вот смотри, – сказал Корнелий, показывая Питеру две сухие, очищенные от коры палки длиной в три фута каждая.
– О! – удивился ученик. Лечебная трава из рук Корнелия уже куда-то подевалась.
– Как думаешь, что это за дерево? – спросил учитель, подав Питеру одну из палок.
– Акация?
– Правильно. Сегодняшний урок мы проведем с оружием.
– Тяжелая, – заметил Питер, взвешивая палку в руке.
– Зато хорошо звенит, – ответил Корнелий и, постукав палкой о палку, продемонстрировал этот мелодичный звук.
– Это важно?
– Важно. Во время боя ты должен слышать этот звук и понимать, что эта мелодия, то ускоряющая, то замедляющая свой ритм, ни в коем случае не может прерваться.
– А если она прервется?
– Тогда ты проиграешь бой. Начнем!
И Корнелий быстро ударил, заставляя ученика сразу вступить в дело. Палки замелькали с неразличимой для глаза быстротой, и спустя несколько мгновений Питер выронил оружие, выбитое точным ударом Корнелия.
– Почему ты выронил палку? – строго спросил тот.
– Ты выбил ее!
– Потому что ты забыл про мелодию.
– Я? Да, кажется, я перестал ее слышать.
Питер поднял оружие.
– Я готов.
И снова замелькали палки, зазвучала мелодия, то ускоряясь, убегая вперед, то замедляясь, почти исчезая.
Внезапно Корнелий остановился, сделал паузу и… ударил. Оружие Питера снова отлетело в сторону.
– Где твоя мелодия? Ты опять уснул?
– Но ты ведь остановился, – стал оправдываться ученик. – Ты остановился, и мелодия оборвалась.
– Оборвалась, значит, ты проиграл. Поэтому держи ее, крепче держи, для тебя она должна только замедляться, но не останавливаться. Повторим!
Так они продолжали около двух часов, без единой передышки. Питер успел получить несколько синяков и большую шишку на лбу, однако был готов продолжать учение и очень удивился, когда Корнелий сделал перерыв.
– Что, конец урока? – спросил он, вытирая пот.
