Де Гиссар покосился на ехавшего рядом тысячника Мюрата. Тот дремал в седле, полагаясь, видимо, на посланную вперед полусотню разведки.
Ну и ладно, сказал себе де Гиссар, поход успешен, так чего же нервничать?
И он вернулся к приятным воспоминаниям.
Когда привезли пленников, де Гиссар восседал в установленном возле шатра походном кресле. Располагаться в замке он побрезговал, там повсюду была копоть.
По знаку хозяина пленников сбросили в пыль, к ногам победителя, и он с улыбкой следил за тем, как оглушенные люди со связанными за спиной руками пытаются подняться.
Тех, кому это удавалось, сбивали снова, давая понять, что они должны стоять только на коленях.
У графа фон Бренау лицо было залито кровью. Он попытался сопротивляться, и какой-то уйгун рассек ему щеку рукоятью меча. Его любимый сын Альфонс старался держаться как мужчина, однако у него это плохо получалось, он то и дело всхлипывал. Да уж, этому юнцу, на лице которого лежала явственная печать вырождения, было далеко до его отца – Эверхарда фон Бренау.
Зато все семь дочерей графа были красивы. В плен попали лишь четыре из них, остальные уже вышли замуж и жили во владениях своих супругов.
Тех, кто остался – самых младших, де Гиссар помнил по именам. Зеленоглазая Грета всегда была очень подвижной девочкой, затейницей игр, она придумывала веселые стихи, де Гиссар даже помнил некоторые из них.
Элеонора слыла тихоней и живым играм предпочитала вышивание.
Абигайль и Тирондаль, близняшки, в детстве были так похожи одна на другую, что их трудно было различить, однако сейчас, повзрослев, каждая приобрела что-то свое, отличающее ее от сестры.
– Ты узнаешь меня, Эверхард? – обратился де Гиссар к графу, человеку, которого когда-то ему хотелось называть своим отцом. Со времени их последнего свидания фон Бренау сильно изменился. Он погрузнел и поседел, но это был все тот же лев, готовый в случае необходимости пожертвовать кем угодно.
Вопрос удивил старого графа. Он с враждебным любопытством окинул де Гиссара ледяным взглядом и покачал головой:
– Не имел чести быть представленным…
– Приглядись повнимательнее – мы знакомы, мы очень хорошо знакомы. – Де Гиссар даже подался вперед, однако граф отвернулся.
– Если бы мы встречались, я бы вспомнил.
– Что ж, я постараюсь излечить тебя от забывчивости, хотя бы ненадолго.
С этими словами де Гиссар указал на Грету.
Разумеется, он мог отдать своих несостоявшихся сестер на потеху дезертирам и наемникам, и такая месть доставила бы графу фон Бренау больше страданий, однако забыть годы, проведенные в этой семье, было не под силу даже де Гиссару, поэтому он решил иначе – остро отточенный тесак уйгуна снес Грете голову.
Элеонора громко закричала, близняшки упали в обморок. Алая кровь толчками полилась в пыль, а зеленые глаза с выражением крайнего удивления уставились в синее небо.
– Ты все еще не вспомнил меня? – спросил де Гиссар.
– Будь ты проклят! – выкрикнул старый граф, а Альфонс, понимая свою участь, громко зарыдал.
– Хорошо, – спокойно произнес де Гиссар и указал на Элеонору.
Девушка перестала плакать и повернулась к отцу, чтобы произнести имя их мучителя, ведь она его узнала, однако меч уйгуна опередил ее, и Элеонора отправилась следом за сестрой.
Де Гиссар перевел дух, ему хотелось, чтобы его узнал именно граф фон Бренау, а не его дочери.
– Будь ты проклят! – снова прокричал тот.
– Давайте следующих… – махнул рукой де Гиссар.
– Они в беспамятстве, хозяин, – развел руками уйгун Райбек.
– Рубите так.
Близняшек прикончили прямо в пыли, и де Гиссар снова обратился к фон Бренау:
– Посмотри на меня еще раз, граф. Не отягощай свою душу перед смертью, если узнаешь – скажи.
– Будь ты проклят!
Победитель пожал плечами и указал на Альфонса. Тот взвыл и, вскочив, сделал отчаянную попытку убежать, чем немало насмешил солдат де Гиссара.
Избитый фон Бренау с сожалением посмотрел на сына, которому изменило мужество.
– Не таким ты видел своего наследника, правда? – усмехнулся де Гиссар.
Сверкнул тесак, и голова Альфонса покатилась к Эверхарду фон Бренау. Она ткнулась в его колени и остановилась. Старик, вздрогнув, закрыл глаза, мечтая о скорой смерти.
– О чем ты сейчас думаешь, Эверхард? Благодаришь судьбу за то, что твоя жена умерла раньше и не увидела этого ужаса? – спросил де Гиссар, но граф никак не отреагировал.
– Она подорвала здоровье частыми родами, ведь ты ждал наследника, а его все не было…
Фон Бренау открыл глаза и посмотрел на своего мучителя.
– Ну, что-нибудь вспоминаешь? – Де Гиссар поднялся с кресла и, подойдя к пленнику, опустился на землю рядом с ним.
– Уроки стрельбы из арбалета, прогулки по лесу… Уроки арифметики… – перечислял он.
– Ты… Ты…
– Ну-ну, я слушаю тебя…
– Неужели ты, Рауль?! – поразился граф и попытался подняться на ноги.
– Помогите ему, – приказал де Гиссар.
– Но почему?! Почему, ведь я был добр с тобой! Чем виноваты мои дети?!
– Ты был добр… Ты заставил меня поверить, что я настоящий фон Бренау и рожден повелевать, а затем вышвырнул из этой жизни, как выбрасывают на помойку отслужившую свой срок вещь. Разве ты знаешь, что такое до последнего верить, ждать, что отец вернется и снова заберет тебя в большой дом. Что все случившееся – ошибка, которая вот-вот прояснится…
– Но за что ты убил моих дочерей? Альфонс – понятно, ты не простил ему его рождения… Но они… Когда тебя увезли, они все время спрашивали, когда вернется Рауль, особенно Элеонора. А я обманул ее, сказав, что ты в деревне умер от лихорадки… Она плакала…
Не в силах больше слушать, де Гиссар выхватил кинжал и вонзил его в живот графу, затем дернул клинок вверх, чтобы выпустить внутренности.
И отошел, глядя на агонию человека, которого так ненавидел.
Когда фон Бренау умер, де Гиссар приказал сбросить тела в ров, чтобы «откормить крыс и ворон». Однако позже он передумал, и женщин схоронили в лесу.
63
Впереди де Гиссара ждал торговый городишко Гленсток, а оттуда до центральных провинций было уже рукой подать. Граф решил, что не станет штурмовать замок Ангулем, поскольку даже Марингер по сравнению с ним казался домиком из песка.
Ангулем стоял на неприступных скалах, и вместо крепостного рва у него была пропасть в сотни футов.
Другое дело город Ливен, фактическая столица герцогства. Ливен в несколько раз превосходил размерами город Коттон, однако его крепостная стена была ничем не лучше. Ров отсутствовал вовсе, его засыпали, когда город разросся и вышел за пределы старой крепости.
