— Я не имею в виду — с работы. Может, у него в Москве
появились какие-то новые друзья, знакомые? — уточнял Борисов.
— Нет, — покачала головой женщина, — может, и
были, но я не знаю. Он ведь никогда мне про свою службу не рассказывал.
Отшучивался все, говорил: нельзя, мол, рассказывать, государственная тайна.
Нет, никого из его друзей я не знала.
— Вы не замечали ничего необычного за последние
несколько дней? — настаивал Борисов. — Извините, что я спрашиваю. Но,
может, кто-то звонил к вам домой или приходил?
Может, ему угрожали или он был чем-то расстроен?
— Никто не звонил и не приходил. Просто настроение в
последние дни у него было не особенно хорошее. Не знаю, что на меня нашло, но
мы все время спорили. Я ведь не хотела из Воронежа уезжать. И здесь несколько
месяцев без работы была, пока не взяли в начальные классы. А я ведь
преподаватель истории, могу так и квалификацию свою потерять. Впрочем, какое
это сейчас имеет значение!
— Для нас имеет значение все, — возразил
Борисов. — Попытайтесь вспомнить, как именно сегодня утром он уходил на работу.
— А я этого не знаю, — улыбнулась сквозь слезы
женщина, — он еще вчера с вечера со мной попрощался. Уехал сегодня утром
на работу в пять часов. Мы все еще спали. Он обычно сам готовил себе завтрак и
уезжал. Сегодня ведь воскресенье, дочке в школу не надо. Да и у меня выходной.
Поэтому его никто и не провожал.
— Ясно, — поднялся Борисов. Он понял, что ничего
больше узнать не удастся. — Извините за беспокойство, Светлана
Владимировна.
Он уже выходил из квартиры, когда она робко дотронулась до
его плеча.
— Извините. Как вы думаете, он… он… еще живой? —
Она нервничала, кусая губы от волнения. В этот момент к ней подбежал маленький
Славик со своим паровозиком. Борисов, увидев ребенка, наклонился к нему.
— А паровозик твой все равно нужно починить, —
сказал он на прощание и, уже обращаясь к несчастной женщине, добавил: — Не могу
сказать ничего определенного, но думаю, что живой.
— Он их предал? — задала тогда второй вопрос
супруга Сизова, уже более твердым и решительным голосом. Борисов вздохнул.
Потом неожиданно спросил:
— Сколько лет вы женаты, Светлана Владимировна?
— Одиннадцать, — не поняла, почему он спрашивает,
женщина.
— За столько лет вы наверняка узнали его лучше меня.
Как вы думаете, он мог предать своих товарищей? — И, не дожидаясь ответа
на свой вопрос, он повернулся и начал спускаться по лестнице. И тогда сверху
раздался ее громкий голос.
— Нет! — кричала она. — Вы слышите меня? Нет!
Борисов вышел во двор, прошел к своему автомобилю. Там его
уже ждал Кругов.
— Просили вам передать, — сказал он, — одного
раненого террориста нашли в больнице.
Его привезли туда собственные товарищи. А нам приказано
срочно приехать в министерство и доложить обо всем генералу Лодынину.
Террористы уже выдвинули свои условия.
— Не дадут спокойно работать, — разочарованно сказал
Борисов, — заедем сначала в больницу, а уже потом отправимся еще раз на
ковер.
Москва. 12 часов 45 минут
Они подъехали к этому дому несколько минут назад. Все было
спокойно. Но Седой, остановивший автомобиль в пятидесяти метрах от дома,
спокойно курил, словно проверяя еще раз свои собственные нервы и состояние
своих предполагаемых наблюдателей. Даже сидевшая рядом Карина, нервно посмотрев
на него несколько раз, наконец не выдержала и, достав собственные сигареты,
прикурила, щелкнув своей зажигалкой.
— Ты можешь свести с ума кого угодно, — нервно
сказала она. — Зачем ты здесь остановился?
— Проверяю, — спокойно ответил он, — если в
доме засада, мы бы это давно заметили.
— Ты не доверяешь Косте? Там ведь и твой Леший.
— Я же тебе говорил, — сказал он, не глядя на
нее, — в нашем деле нельзя никому доверять. Это единственное правило, при
котором можно остаться в живых. Никогда и никому не доверять.
Она выбросила свою сигарету в окно.
— Иногда я так тебя ненавижу! Так и хочется разбить
твою наглую физиономию!
— Да? — На этот раз он повернул голову к
ней. — Тогда почему ты помешала Лосю выстрелить в меня?
— Это разные вещи, — хладнокровно парировала
Карина, — я ведь не говорила, что получу удовольствие от твоей смерти. Я
говорила, что получу удовольствие от твоего убийства. А это разные вещи.
— Действительно, разные. — Он докурил свою
сигарету и потянулся к ключу. Автомобиль въехал во двор старинного обшарпанного
дома, очевидно, некогда служившего складом и конторой для одного из московских
купцов, чье имя затерялось в потоке истории. Дом был двухэтажный, просторный.
Как самое важное преимущество — имел несколько дверей, выходящих в разные
стороны. И высокий каменный забор вокруг дома, не позволявший любопытным
видеть, что именно делается во дворе.
Правда, ворот здесь никогда не было, и автомобили въезжали
во двор, минуя большую лужу рядом со входом, непонятно почему никогда не
просыхающую даже в очень жаркие дни. Во дворе уже стояло несколько автомобилей.
Они, были ближе к забору, и их нельзя было увидеть с улицы. Заметив стоявшие
машины, Седой кивнул головой и первым пошел в дом. Женщина шла следом за ним.
Стучаться ему не пришлось. Дверь открыли сразу. Очевидно, из дома следили за
каждой приехавшей машиной.
Может, поэтому эта большая лужа никогда не просыхала, так
как, чтобы въехать во двор, нужно было чуть притормозить автомобиль перед
въездом и сделаться идеальной мишенью для возможного наблюдателя, спрятавшегося
в доме.
Стоявший за дверью человек молча кивнул Седому. Они были знакомы,
и лишних слов не требовалось. На Карину этот наблюдатель посмотрел особенно
выразительно, но не посмел ничего сказать. Седой и его спутница прошли дальше.
В большой комнате за столом сидели франтоватый Константин в галстуке и пожилой
представительный мужчина лет пятидесяти в крупных роговых очках, мордастый, с
тяжелым подбородком и густой копной хорошо причесанных волос.
— Добрый день, — сказал недовольным голосом
пожилой, — приехали наконец.
— Где Леший? — спросил вместо приветствия Седой,
проходя к столу. За ним прошла и опустилась на стул Карина.
— С ним все в порядке, — рассерженно кивнул
сидевший за столом, — ты лучше мне скажи, куда твой другой напарник
подевался?
Этот «петух» Дима.
— Он еще не пришел? — спокойно спросил Седой.
— И не придет, — прохрипел его собеседник, —
он сейчас лежит в морге. Эти ребята Карима его взорвали самого. Сначала сунули
ему нож в живот, а потом оставили на память наш чемоданчик.
— Это точные сведения? — нахмурился Седой.
