Из испанского самолета уже выгоняли пассажиров. Из
российского спустились все трое летчиков. И после этого Константин с Эдиком
начали бросать сверху ящики. Абуладзе подошел к Комарову.
— Они хотят улететь на испанском самолете, — тихо
пояснил он, — нельзя им разрешить улететь просто так.
— Сколько человек у них в том самолете?
— Пять или шесть, — ответил Абуладзе.
— И у нас столько же, — подвел итоги
Комаров. — Вы стрелять умеете?
— Умею. Но особенно не рассчитывайте.
Я стрелял давно, лет тридцать назад. Обо мне не думайте.
Главное — спасти деньги.
— Ясно. Придумаем что-нибудь другое. — Комаров
шагнул к своим товарищам, быстро объясняя им ситуацию.
Абуладзе наблюдал за разгрузкой денег и драгоценностей с
видимым чувством сожаления. Но ничем не выдавал своего отношения.
Переда громко подгонял своих земляков.
— Быстрее, быстрее! — кричал он на пассажиров, с
трудом волочивших тяжелые ящики.
Увидев российских летчиков, Переда разозлился:
— А вы что стоите? Приглашения особого ждете? Помогайте
другим.
Комаров посмотрел на Симакова, и они вместе шагнули к
пассажирам. Абуладзе подошел к Майскому.
— Вы уже приземлились, — угрюмо сказал он. —
Где третья капсула?
— Что? — удивился Майский. — У нас ее нет.
Она в Москве.
— Где капсула? — снова спросил Абуладзе.
— Иди ты к черту, полковник! — махнул на него
рукой Майский. — Говорят тебе, она не у меня.
— Мне нужна третья капсула, — упрямо сказал
Абуладзе, — только на этих основаниях вам разрешили вылететь из Москвы.
— Она у нашего друга, — разозлился Майский. —
Когда он переедет на Запад, вы получите третью капсулу.
— У какого друга?
— У нашего, — разозлился Майский. — Уходи
отсюда, полковник. Не зли меня.
Ящики продолжали грузить. В испанском самолете остались
Хулио и его девушка, принимавшие грузы. Вот наконец понесли один из последних
ящиков с деньгами. Вдруг раздался дикий крик, и Хулио упал из самолета, словно
его кто-то выбросил. А потом раздался крик девушки. Все замерли, не веря своим
глазам.
Комаров и Симаков, забравшиеся в самолет во время переноски
грузов, выбросили Хулио вниз, закрыв люк. Очевидно, досталось и его девушке.
— Что там происходит? — испуганно закричал Переда.
Самолет вдруг развернулся и как-то мягко покатился вперед.
— Стой! — закричал Майский, не веря своим
глазам. — Стой, сукин сын!
Самолет продолжал катиться, набирая скорость. Испанские
пассажиры, стоявшие вокруг, в ужасе разбегались. Майский и Переда пока не
стреляли, еще не осознавая, что именно происходит. Самолет вдруг заревел, и
Майский понял, что сейчас он навсегда потеряет все свои деньги.
— Стой! — закричал он, поднимая автомат.
Самолет вильнул хвостом и, уже не обращая внимания на
длинную автоматную очередь Майского, быстро рванулся вверх. Через минуту он был
в воздухе, покачивая крыльями.
Переда ошеломленно смотрел по сторонам.
— Кто? — кричал он как бешеный. — Кто сидел в
этом самолете? Я же убрал обоих испанских пилотов.
— Это русские, — показал на самолет пальцем
Альберто, — это русские летчики. Они украли наши деньги и наш самолет.
— Стой! — закричали все в один голос, словно не
сознавая, что происходит. Седой стоял молча, с презрением наблюдая за
суетившимися напарниками. Абуладзе осторожно подошел к лежавшему на земле
Хулио. При падении тот выронил свой пистолет. Абуладзе хотел наклониться, чтобы
его поднять, но вдруг увидел взгляд Савельева, третьего летчика, оставшегося на
земле. Именно он и обеспечил побег своим товарищам, отвлекая внимание Хулио и
его спутницы своими расспросами на ломаном испанском. Абуладзе отошел, закрывая
собой этот холм с лежавшим на нем пистолетом, который быстро подобрал Савельев.
Через мгновение после этого к полковнику подскочил Майский. На него страшно
было смотреть. Волосы стояли дыбом, он словно помешался.
— Верни их! — кричал он, хватая Абуладзе за
рубашку. — Верни их, слышишь, верни!
Иначе мы прямо сейчас взорвем третью капсулу. Я позвоню по
своему сотовому телефону, и мы взорвем капсулу.
— Как мне их вернуть? — спросил Абуладзе, не
сознавая того, что улыбается. — Как мне их вернуть, если они уже улетели?
У вас есть рация, чтобы я мог с ними связаться?
— Твою мать! — закричал Майский и, вытащив
пистолет, прицелился полковнику в сердце.
Абуладзе понял, что это последнее мгновение в его жизни.
Прозвучал выстрел. Майский оглянулся и вдруг боком упал. Слева от него стоял
Седой с пистолетом в руках. Мгновение.
Всего лишь один взгляд.
— А-а-а! — закричал Переда, выхватывая автомат у
Альберто.
Он дал длинную очередь в сторону Седого.
Но за секунду до этого на его крик отреагировала Карина. Она
бросилась между автоматом Переды и единственным человеком, который дал ей
почувствовать себя женщиной. И сразу умерла, отлетев прямо на Седого. Но умерла
с улыбкой на устах. Ибо нет лучше смерти, чем умирать, защищая любимого
человека. Раздалось несколько выстрелов с другой стороны.
Переда рухнул как подкошенный. Это прямо ему в голову попал
Савельев. А потом начался кошмар. Абуладзе помнил, что он достал пистолет
Майского и даже несколько раз выстрелил. Он даже успел заметить, как упал от
его выстрела Бык Бармин, заоравший перед смертью какое-то русское проклятие. Но
он все время видел мелькающее между деревьев гибкое тело Седого и коренастого,
чуть прихрамывающего Савельева. А потом наступила тишина…
Вокруг стали собираться напуганные пассажиры. Один из
несчастных был убит, а несколько человек получили ранения. Но зато на земле
лежали убитыми Альберто, так и не понявший, почему эти русские передрались друг
с другом, минер Эдик, про которого никто так и не узнал, кем он был в
действительности — минером или сапером. У российского самолета лежал,
свернувшись калачиком. Костя. Пуля попала ему прямо в живот, и он умирал
медленно, ненавидя весь мир. Распахнув большие глаза, рядом лежал убитый
Всеволд. На поляне сидел Седой, державший на руках Карину. Она по-прежнему
улыбалась. Улыбалась после смерти. Чуть в стороне сидел Савельев. Он был дважды
ранен и теперь истекал кровью. Рядом с ним сидел Виктор. Он был без оружия и
почему-то все время дрожал. А над ним стоял второй пилот испанского самолета с
пистолетом в руках и что-то ему выговаривал.
Абуладзе подошел к Седому. Тот по-прежнему смотрел на убитую
женщину. Полковник подошел ближе. Глаза ее не были закрыты, и казалось, она
улыбается Седому.
