— Нет, — быстро возразил генерал, — не дома.
На даче, в моем сейфе.
Абуладзе поднялся. Посмотрел на генерала.
— Но почему, почему все это нужно было придумывать? У
вас же было все. Кафедра, научное звание, известность, хорошее положение.
Лебедев скривил тонкие губы.
— Какая глупость! — презрительно сказал он. —
Мои коллеги владеют на Западе целыми виллами, а я тут свою дачу достроить не
могу.
И вы считаете, что у меня есть все. Типично советский
менталитет.
— Вы подставили под удар стольких людей!
Вы, ученый, разве не подумали, что может случиться, если
хотя бы одну капсулу разобьют?
— Там были не все компоненты, — хмуро сказал
Лебедев, — болезнь вполне поддавалась излечению.
— Да, — печально сказал Абуладзе, — теперь я
вижу, что у вас было не все. Вам не хватало для научных успехов такого
компонента, как совесть, генерал. Прощайте. — И, повернувшись, он пошел к
выходу.
Генерал остался сидеть в своем кресле.
Потом, подумав немного, открыл ящик стола, где у него лежал
пистолет. Выстрел раздался ровно через двадцать минут после ухода Тенгиза
Абуладзе.
И еще на следующий день
— Здесь? — спросил Абуладзе, глядя на
дом. — Здесь, — улыбнулся Борисов, — но вообще-то это
неправильно. Отец ведь обещал ему самому починить этот паровоз.
— Ах, дорогой мой человек! — покачал головой
Абуладзе. — Разве в паровозе Дело? Такие, как Сизов, мне жить помогают.
Можно ходить по улицам, воздухом дышать, с людьми разговаривать. И знать, что с
тобой в городе такой человек живет. С такими тяжелыми ранениями он на одной
руке с верхнего этажа на балкон спустился. И не для того, чтобы жизнь себе
спасти. А чтоб нам все рассказать. Чтобы про предателя предупредить. И с такими
ранениями весь день продержался. И даже освободиться во второй раз сумел. Вот
кто настоящий герой. Пока он выздоровеет, много времени пройдет. Врачи говорят,
месяца три, не меньше. А он сыну обещал этот паровоз на следующий день
починить. Нет, дорогой, я обязан туда подняться.
— Идем, идем, — потянул его Борисов.
Они поднялись по лестнице. Лифт опять не работал. Позвонили
в дверь. Ту самую дверь.
И та же девочка, дочка Сизова, открыла дверь.
Теперь ее взгляд был уже не детским, а по-взрослому мудрым и
осмысленным. За День Луны она прошла весь курс своего подросткового осмысления
жизни — от ненависти соседей и проклятий в адрес ее отца до восторженных,
слезливо-умиленных лиц тех же людей.
Она познала науку притворства и увидела Ложь в ее
первозданном виде. И потому теперь, стоя на пороге своей квартиры, она сурово и
молча смотрела на незнакомцев, стоявших перед ней.
Внезапно из другой комнаты вышел ее младший брат. Он
по-прежнему волочил свой сломанный паровозик. Не обращая внимания на чужих, он
подошел к сестре.
— Опять не лаботает, — твердо сказал он.
— Ах ты, мой дорогой! — наклонился к нему
Абуладзе. — Я тебе другой паровоз принес, еще лучше. — И протянул ему
большую коробку с целой железной дорогой. И, опустившись на корточки, почему-то
заплакал, глядя на этого мальчика.
— Как мой внук, — говорил Абуладзе сквозь
слезы, — совсем как мой внук.
Ребенок стоял перед ним, прижимая к груди огромную коробку с
такой заманчивой игрушкой, и глядел на этого плачущего большого человека, не
понимая, что происходит. Он не осознавал, что вчера его папа и этот незнакомый
дядя спасли тысячи таких детей, как он.
И поэтому полковник Абуладзе мог позволить себе сидеть
теперь на корточках и плакать перед этим ребенком. Может быть, это и была его
высшая награда. TЦ — условное сокращенное название антитеррористического центра
Федеральной службы безопасности.
